Коллективное беспамятство ведет к рецидивам

Июль дает повод и для более серьезных, чем избирательная система, дискуссий.  25 июля 1941года в Кишиневе было создано гетто, куда были согнаны все евреи, находящиеся в городе на тот момент.  Почти никто из обитателей гетто не выжил. 25 июля 2017 года я опубликовал в одной из соцсетей небольшую заметку, в которой предложил объявить 25 июля национальным Днем памяти жертв Холокоста.  Мы отмечаем этот день 27 января, но эта дата привязана к событию, которое не имеет отношение к Холокосту на территории нашей страны, - 27 января 1945 года советские войска освободили узников лагеря смерти Освенцим, - а также является и Международным  Днем памяти.  Нам нужен, - говорил я,  - День, привязанный к местному Холокосту.

В комментариях традиционно  преобладали обвинения в манкуртизме и румынофобии, а также предложения, выраженные по преимуществу в грубой агрессивной форме, заняться изучением депортаций, которыми были подвергнуты, в том числе  «твои» (мои – а.т.) предки, а также не забывать о том, что в Сибирь молдаван ссылали «комиссары евреи».  К такого рода реакциям, комментам  я давно привык и почти никогда на них не реагирую.  Однако, был один комментарий (явно антисемитского характера), который содержал все обычно присутствующие элементы, - рекомендацию заняться депортациями[1], не забывать о «комиссарах евреях» и т.п., - но и предложение оставить евреев самим оплакивать своих погибших, поскольку они знают, как это делать.  Этот комментарий показателен, может быть, больше, чем все остальные.  Почему? - об этом чуть ниже.

Параллельная история.  Несколько дней назад молдавские либералы поставили палатки  на ПВНС[2] перед мемориальным камнем в память жертвам советских репрессий,  чтобы, - как они утверждают, - не допустить его эвакуации и разрушения людьми Додона, который обещал «убрать камень» с Площади до конца августа.  Камень был установлен по указу в.р.и.о. президента Михая Гимпу и по решению мэра Кишинева Дорина Киртоакэ 28 июня 2010 года. На мемориальной доске, прикрепленной к камню,  говорится о том, что на этом месте будет установлен памятник жертвам коммунистического тоталитарного режима. 

Хотя камень и был установлен с нарушением норм законодательства, он за прошедшие 7 лет, стал символом памяти жертв политических репрессий советской власти. В первую очередь для самих жертв (депортированные) и их потомков. В этом смысле этот мемориальный камень приобрел легитимность, которая никоим образом не связана с (не)легальностью его установки. Попытки со стороны ПСРМ и президента Додона эвакуировать его в одностороннем порядке увеличит число сторонников сохранения камня на ПВНС и превратит его в символ сопротивления силам, восхваляющим сталинизм.  Тем более, что в ПСРМ есть люди, открыто восхищающиеся «вождем народов».

Я предложил «Камень Гимпу» не трогать, а попытаться начать открытый разговор о том, какой памятник жертвам советских репрессий должен быть воздвигнут и где.  Этот открытый диалог мог бы иметь место в более широком контексте сохранения памяти, в котором найдется место и дискуссии о национальном музее Холокоста и вообще о формах и методах сохранения памяти жертв массового уничтожения евреев и цыган в Бессарабии.  Кому, как ни президенту такой публичный диалог, содержащий огромный стабилизирующий потенциал,  начинать? 

«Камень Гимпу», написал я, может быть убран с ПВНС только в результате некоего консенсусного решения об установлении полноценного памятника жертвам политических репрессий советского периода.  Репрессии имели место, жертвы были и есть, память о страданиях тысяч людей, память о преступлениях государства против собственных граждан должна быть сохранена. 

И в этом случае комментарии были ожидаемыми: «камень установлен незаконно и должен быть убран», «это камень не мемориальный, а румыно-унионистский», «раздробить на гравий» и т.д.  При этом никто не задумался над тем, что камень установлен в память жертвам советских репрессий, и в этом контексте  требование его  разрушения может быть воспринято как оскорбление тех, кто от этих репрессий пострадал. Также никто не высказался за поиск через диалог и публичные дебаты какого-то обще-приемлемого или компромиссного варианта.

Под  постом  про «камень Гимпу» появились и комменты, оправдывающие сталинские политические репрессии и репрессии вообще. В крайних формулировках это звучало так: «… при Сталине Советский Союз сделал грандиозный скачок вперёд, а это, к сожалению, без жертв не обходится. Обожаемая нашими евроинтеграторами Германия имела Гитлера, который за какие-то 5 лет поднял Германию из Большой задницы и делал он это тоже не в белых перчатках, а тем не менее, его в Германии помнят и не всегда с плохой стороны…».  Похожие комментарии  в изобилии имели место под опубликованными в соцсетях устными свидетельствами жертв депортаций: «лес рубят, щепки летят», «это были предатели родины», «так диктовала международная обстановка», «выслали мироедов и фашистов» и т.д.  И в этом случае комментаторы легко перескакивали через тот факт, что среди высланных в 1941 году было несколько тысяч детей, а в 1949 году  - выслали 12 000 детей[3], которые по определению не могли быть ни мироедами, ни предателями, ни фашистами.

Зачем я все это пишу? Не для того, чтобы сравнить, или уравнять преступления двух тоталитарных режимов. Я не сторонник концепции «двух геноцидов»[4], активно продвигаемой в некоторых странах Восточной Европы.  Две трагедии – да, но не два геноцида. Это тема отдельного труда.  Цель этой заметки другая. Хочу обратить внимание на такой феномен, как «пропуск», отсутствие в исторической памяти определенных категорий наших людей событий прошлого, в частности тех, которые мы с полным основанием можем  назвать катастрофами национального масштаба. Катастрофами, долженствующими затрагивать всех жителей страны,  являющимися  общим горем, общей трагедией.  Феномен отсутствия чувства общей судьбы. Этот феномен мы наблюдали в прошлом, наблюдаем и сегодня.

 Например,  убийство сотен тысяч евреев в Бессарабии в 1941-1942 гг., остальным, неиудейским населением Бессарабии, не только не воспринималось как общебессарабская трагедия, - а убивали не абстрактных евреев, откуда-то появившихся в городах и селах провинции, убивали соседей, односельчан, друзей, любимых, одноклассников, собутыльников, партнеров по бизнесу, убивали бессарабцев, тех, которые жили рядом многие десятилетия, - эти массовые убийства оправдывались и даже приветствовались.  То же в несколько меньшем масштабе происходило и с цыганами (ромами). Участие в убийствах, отказ оказывать помощь выжившим, доносительство на ищущих убежища евреев  стали социально приемлемым действием  … для неиудеев. В отношении евреев и ромов перестали работать законы общечеловеческой морали и законы государства. Они были исключены из числа людей, из состава «бессарабского народа».  В своей книге «Кишиневское Гетто. 1941-1942 гг.» Пауль А. Шапиро пишет о том, что после заключения всех евреев Кишинева в гетто, их появление (даже под конвоем)  в городе при следовании на работы или с другой целью, пугало и раздражало неиудейское население города[5]. Христиане исключили евреев из своей ментальной матрицы, из мироздания, и их «возвращение» в мир, из которого они были исключены, попадание на глаза горожанам вызывали у последних глубокие фрустрации.  

О какой общебессарабской трагедии могла идти речь?! Тогда, надо признать, это было общеевропейским феноменом – евреев никто и нигде не брал под защиту, убивали все и везде, - поэтому говорить о том, что жители Бессарабии выделялись на общеевропейском фоне (вот тогда мы были «европейцами» – какая жестокая ирония!) нельзя.

Сегодня, однако, Западная Европа строит свою идентичность на ответственности за Холокост. Но не мы, не Молдова.  У нас Холокост – трагедия евреев, но не молдавского народа. Отсюда и комментарии, схожие с  упомянутым в начале заметки: давайте оставим евреев самим оплакивать своих погибших. Отсюда Национальный День памяти жертв Холокоста, не привязанный к местным событиям. Это же не наша проблема – это проблема евреев. В крайнем случае – проблема тех, кто убивал евреев в газовых камерах, в лагерях смерти, а у нас таких не было[6]. 

76 лет назад евреи были исключены в Бессарабии  из числа людей, сегодня - из коллективной памяти молдавского народа. Это, - говорят молдаване, -  случилось с кем-то, но не с нами.  Такой пример коллективного беспамятства.

Коллективное беспамятство ведет к  рецидивам. Поэтому я постоянно говорю о том, что все может повториться. Не по отношению к евреям  – их у нас почти не осталось. По отношению к другим . Могут, например, «разобраться» с гагаузами. В 1990 году уже был «поход волунтаров на Гагаузию»: официальный Кишинев отправлял их на юг убивать. В 2012 году один неумный глава молдавского государства - Николае Тимофти, назвал гагаузов врагами государства. «Разберутся», и у нас это не станет общенациональной трагедией. 

А если в нашей поголовно православной стране решат избавиться от сектантов:  свидетелей Иеговы, Адвентистов седьмого дня, баптистов? Избавятся  и это не станет общенациональной трагедией. Могут в качестве «нелюдей» выбрать румын, или нерумын  и «разобраться» с ними. И это не станет общим горем, общей бедой  и сопротивления убийствам опять не будет. Все может повториться. Никаких уроков мы не усвоили.    

Если кому-то это кажется преувеличением, напомню – даже после принятия Нюрнбергских расистских законов, после «Хрустальной ночи» мало кто в самой Германии, и в остальном мире (вспомните о Эвианской конференции[7]) думал, что нацисты пойдут на физическое уничтожение миллионов невинных людей, на «окончательное решение еврейского вопроса». Пошли.

Вот почему мы говорим о том, что необходимо возвращать в социальную память молдавского народа Холокост. В нашей памяти евреев нет. А они должны в ней быть, потому что они часть нашей молдавской (бессарабской) истории. Необходимо воспитывать подрастающие поколения  таким образом, чтобы они воспринимали то, что произошло с нашими соотечественниками, евреями и ромами, как собственную катастрофу, как собственную трагедию. Трагедию, касающуюся всех. Это больше нужно не евреям. Последних уже практически нет здесь. Это нужно нам, молдаванам, чтобы выжить.[8] Вот почему мы говорим о Национальном Дне памяти жертв Холокоста, привязанном к местным событиям. 

Советские репрессии.  По некоторым сведениям в  1940 году в тюрьмах НКВД на территории Молдавии находилось 2624 человека, в 1941-м — 3951. Уголовники среди них составляли не более 5%. В 1944—1946 годах по обвинениям в шпионаже, предательстве и коллаборационизме было арестовано 5197 человек. В 1947—1948 годах 266 человек было арестовано по обвинениям в терроризме, подстрекании к мятежу, антисоветской пропаганде.[9]  Три массовые депортации населения были организованы в МССР органами советской власти в 40-е и начале 50-х годов прошлого века. В ночь с 12-го на 13-е июня 1941 года из МССР[10]  были депортированы 18 392 человека[11], люди, по мнению советской власти, враждебные новому режиму.  5 тысяч глав  семей были отправлены в лагеря, в которых большинство из них погибли,  остальные члены семей были  депортированы на условиях «спецпоселения»[12] в отдаленные районы РФ и Казахстана.

Для решения задачи поголовной коллективизации сельского хозяйства МССР, другими словами – для того, чтобы заставить всех крестьян вступить в колхозы (а в МССР, как и везде, было сопротивление этому процессу) , 6 июля 1949 года из МССР были высланы на «вечное поселение»[13] в отдаленные регионы РСФСР и Казахстан свыше 35 тыс. человек,   около 12-ти тысяч из которых были детьми[14].  Без суда и следствия.  З0 эшелонов. В вагонах для перевозки скота.  35 тысяч жителей МССР - молдаван, русских, украинцев, гагаузов, болгар, евреев и др. Сопротивление советской власти было сломлено.  К концу 1949 года процесс коллективизации сельского хозяйства в советской Молдавии был практически завершен – после июльской депортации запуганные репрессиями крестьяне стали массово вступать в колхозы.

В апреле 1951 года из Молдовы были высланы около 2 тыс. т.н. «сектантов» - представителей религиозной организации «Свидетелей Иеговы»[15].

Депортации имели место в  1940-м, и в 1944 году, они, можно сказать, не прекращались до начала 50-х, однако массовый характер имели эти три упомянутые волны насильственного выселения.

Голод  1946-1947 гг., был вызван не столько засухой[16], сколько людоедской политикой советской власти, при которой у крестьян в счет выполнения плана государственных поставок забирали все (в буквальном смысле) продовольственные запасы, включая семенной резерв. В этих условиях, - чрезмерные поборы, отказ государства пересмотреть план по заготовкам, запрет для крестьян для передвижения в поисках продуктов питания  (в частности из сел в города, где ситуация с продовольствием была не столь драматична),  отсутствие на начальном этапе помощи со стороны государства и т.д., - власть обрекала тысячи людей на голодную смерть.  Голод был таким страшным, что имели место случаи людоедства. Погибшие от голода, - а это по подсчетам исследователей не менее  123 тысяч людей[17], - также являются жертвами советской власти, хоть эту преступную политику партийных органов и органов советской власти репрессиями нельзя называть.

Про политические репрессии можно продолжить, - это и годы «Большого Террора» 1937-38 гг. в МАССР, и  мобилизации в Трудармии, и насильственное направление молодых людей на ФЗО[18] и т.д.,  - однако, и этого достаточно, чтобы понять несколько очень простых вещей:

1. Репрессии были, и оправдать их невозможно. Ни о каком соблюдении правосудия (даже советского) во многих случаях и речи не было. Людей наказывали за несовершенные преступления.  Депортации - разновидность коллективного наказания, хотя был провозглашен принцип «сын за отца не отвечает».
2. Совершенно очевидно, что политические репрессии привели к огромным физическим и моральным страданиям для десятков тысяч человек. Немало человек погибло в лагерях, - большинство глав семей первой волны депортации (1941 г.) из лагерей не вернулись. Погибали и в ссылке. Особенно тяжелыми были первые зимы (зимы 1941-42 гг. и 1949-1950 гг. были очень суровы), когда ссыльные жили в плохо оборудованных для жилья местах, не имели зимней одежды и были вынуждены заниматься не привычным для хлеборобов и виноградарей тяжелым физическим трудом – валка леса и т.п.). Потом привыкли, но первую зиму многие не пережили.
3. В этих условиях не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, что для очень многих людей в Республике Молдова тема советских политических репрессий очень чувствительна, и об этом ВСЕГДА надо помнить. А говорить обо всем, что связано с репрессиями, надо с тактом и должным уважением.
4. Также понятно, что политические репрессии в МССР, память о жертвах – это часть (так должно быть, во всяком случае) нашей общей (всех!) социальной памяти, часть нашей общей Истории. Тут нет - это «их проблемы», а это «наши проблемы». И за эти преступления, как и за Холокост, мы все(!) тоже несем ответственность.  Чтобы не повторилось.

В этом контексте, манера, в которой были сделаны заявления Игоря Додона и его сторонников о том, что они до конца  августа снесут  «камень Гимпу», «раздробят его на щебень» и т.п. , неприемлема. Вот почему эти заявления звучат кощунственно. 

Понятно, что Михай Гимпу и Либеральная партия используют тему репрессий для решения некоторых текущих политических задач. Но даже понимая это, обо всем, что связано с государственными преступлениями тоталитарных режимов в прошлом, надо говорить иначе, поскольку затрагиваются чувства десятков, а то и сотен тысяч людей.

Я бы предложил главе государства публично, четко и ясно заявить, что Молдова должна выработать государственную политику, которая гарантирует сохранение памяти обо всех значимых событиях   истории нашей страны, включая память о Холокосте и жертвах этой трагедии, память о советских репрессиях и их жертвах. 

Необходимо ясно заявить, что во времена СССР были совершены государственные преступления, были жертвы этих преступлений, и память о них необходимо сохранить. Главе государства было бы логично предложить обсудить сохранение этой памяти,  ее формы и методы, включая   памятник  жертвам советских репрессий[19]. 

А может глава государства (у государства в вопросах сохранения памяти – главная роль) предложить создать общий мартиролог жертв политических репрессий ХХ  века? Установить общий памятник жертвам преступлений государства?  Не сравнивая преступления, не приравнивая их, исследуя и оценивая все преступления отдельно и т.д. Но, думаю, к жертвам должно быть одинаковое отношение:  их нельзя делить на «правильные» и «неправильные», на «наши» и «не наши». К дискуссии при этом следует пригласить политиков, ученых, гражданских активистов. 

Такой подход был бы верным для главы государства. Это правильное поведение и правильная постановка проблемы. Тут появится шанс на  нормальное решение. В противном случае агрессивное действие спровоцирует агрессивное противодействие, и никакие аргументы правового и иного порядка не помогут.  

Но я здесь пишу не про действия Гимпу и Додона. То, что делают эти люди, - это политическое инструментирование прошлого.  Их действия ведут к еще большому расколу молдавского общества.  «Камень Гимпу» может стать, а ситуация пока идет к этому, началом очередного острого противостояния внутри страны. Но может послужить началом общенациональной дискуссии о том, как нам быть со своим прошлым и памятью о нем? О том, как включить в коллективную память всех жителей Молдовы все, что происходило в нашей истории, включая ее трагические страницы.

Научившись быть ответственными за собственное прошлое, научимся отвечать за настоящее и будущее. Нам, 25 лет независимости находившимся в поисках нового Хозяина за пределами страны: в Москве, Бухаресте, Вашингтоне, Брюсселе – пора прекратить эти поиски  и взять судьбу Молдовы в собственные руки. Открытая, честная дискуссия о прошлом и о сохранении памяти о нем – неотъемлемая предпосылка для достижения этой цели. 

Алексей Тулбуре, директор Института устной истории Молдовы

[1] В советский период с территории Молдовы имели место три волны массовых депортаций населения: 1. 12-13 июня 1941 года (свыше 20 тыс.), 2. Операция «Юг», 6 -7 июля 1949 года (свыше 35 тыс.) и  3. Операция «Север», 1-2 апреля, депортация свидетелей Иеговы (из МССР – около 2 тыс.).

[2] Площадь Великого Национального Собрания, центральная площадь Кишинева.

[3] Устные свидетельства, о которых идет речь, были получены методом интервьюирования у тех, кто на момент депортации были детьми старшего возраста или подростками.

[4] Концепция, согласно которой, не только Холокост, но и преступления сталинизма приравниваются к геноциду. Более того, в рамках этого подходы утверждается, что Холокост стал возможным благодаря сотрудничеству Сталина с Гитлером, а началом движения к Холокосту стало подписания Пакта Молотова-Риббентропа.

[5] Paul A. Shapiro, Ghetoul din Chișinău 1941-1942,  București, ed. Curtea Veche, 2016

[6] Но Холокост - это не только газовые камеры. Это и массовые расстрелы (Holocaust by bullets), в которых участвовали и местные жители, это и античеловеческие условия жизни в гетто, это и депортации, «марши смерти», в которых погибали до половины депортированных, это и смерть от голода, холода и болезней в условиях, когда никто, в том числе твои вчерашние друзья-соседи, не проявляет к тебе элементарного сочувствия, не оказывает тебе элементарной помощи.

[7] Эвианская конференция - международная конференция с участием представителей 32 стран, на которой решались вопросы помощи еврейским беженцам от режима Гитлера в Германии, Австрии и Чехословакии. Конференция была созвана после аншлюса Австрии в марте 1938 года по инициативе президента Соединённых Штатов Америки Ф. Д. Рузвельта и получила название по городу Эвиан-ле-Бен (Франция), где она проходила с 5 по 16 июля 1938 года.

Подавляющее большинство стран-участниц конференции заявили, что они уже сделали всё возможное для облегчения участи около 150 тысяч беженцев из Германии, Австрии и Чехословакии. Из 32 государств только Доминиканская Республика согласилась принять большое число беженцев и выделить необходимые земельные участки. По решению конференции был создан межправительственный Комитет по делам беженцев, который впоследствии больших успехов в спасении еврейского населения Европы не добился .

[8] В культурологи, социологии и истории – это называется проработкой коллективной травмы, выработкой и проведением определенной политики памяти, ведущей к консолидации  и единению общества, а не к раздорам, расколу и противостоянию.  

[9] Сергей Эрлих, Молдавский русофон, оп.  в Журнале «Знамя», № 6, 2013 г. (http://magazines.russ.ru/znamia/2013/6/e14.html)

[10] Молдавская Советская Социалистическая Республика (МССР) образована 2 августа 1940 года, после присоединения Бессарабии к СССР. Столицей республики стал город Кишинёв. Молдавская ССР после передела Бессарабии потеряла 10 тыс. км² территории и 0,5 млн чел. населения.

[11] Igor Cașu, Dușmanul de clasă, ed. Cartier, Chișinău, 2014, p. 151.

[12] Спецпоселе́нец (спецпереселе́нец) — лицо, выселенное из места проживания, преимущественно в отдалённые районы страны без судебной или квазисудебной процедуры. Особая категория репрессированного населения СССР.  Управление спецпоселками осуществлялось назначенными комендантами поселка. В своей деятельности комендант спецпоселка подчинялся коменданту районной спецкомендатуры. Спецпоселки входили в состав районов в качестве особых административных единиц. Право передвижения спецпереселенцев и членов их семей было ограничено. Они могли покидать территорию поселка только с разрешения коменданта. Побег из спецпоселка или отказ от работы, совершенные более трех раз или группой, сопровождались направлением в исправительно-трудовой лагерь.

[13] Согласно постановлению Совета Министров СССР № 1290-467-сс от 6 апреля 1949 года из пределов МССР депортируемые отправлялись в Сибирь и Казахстан на «вечное поселение», т.е. без права возвращения в Молдавию, о чем им сообщалось при выселении. 

[14] Всего было выселено 35 796 человек, из них мужчин  - 9864, женщин – 14 033 и детей 11 899.

[15] После аннексии Бессарабии в 1940 количество Свидетелей резко увеличилось на территории СССР, поскольку в межвоенной Румынии, в т.ч. в Бессарабии, они были довольно многочисленны. Вместе с территорией СССР получил и Свидетелей Иеговы. Массовое распространение Свидетелей по всей территории Советского Союза произошло в результате их депортации из западных регионов страны в отдаленные регионы  РСФСР.  И в лагерях и тюрьмах Свидетели Иеговы продолжали свою миссионерскую деятельность, тем самым увеличивая число своих последователей. 

[16] При схожих климатических условиях в других регионах и странах, где власть не забирала все запасы у крестьян,  в те же годы до массового голода ситуация не деградировала.

[17] Igor Cașu, Ibidem, p. 233.

[18] Фабрично-заводское обучение, что, фактически являлось скрытой формой принудительного труда.

[19] Несмотря на то, что в отличии от темы Холокоста, тема политических репрессий в период МССР активно публично обсуждается, проводятся исследования, публикуются книги и т.д., в деле сохранения памяти этого периода сделано не так много. В последние годы стали появляться мемориалы депортированным в отдельных населенных пунктах страны, и в Национальном Музее Истории открыта постоянно действующая выставка, посвященная советским репрессиям.