Прошу Вас, госпожа Бобейко, расскажите, пожалуйста, где и когда Вы родились, кто были Ваши родители,  братья, сестры?

Мои родители родом из села Заим. Я родилась в 1937 году, кроме меня в семье было два брата, 1941 г. р. и 1943 г. р. и сестра 1945 года. Сестра живет в Украине, а братья уже покойные – осталась я одна.

В 1941 году началась война, потом на нас обрушились тиф и голод и только-только выбрались из этих передряг, как нас депортировали в Сибирь.

Отец мой был крестьянином и обрабатывал свою землю, как всякий землепашец в то время.

Родители были грамотными?

Нет – ни отец, ни мать грамоты не знали. Они могли лишь написать свою фамилию и поставить подпись, а так, они даже букв не знали. Отца арестовали в 1944 году.

По какой причине?

Ну, этого я не могу сказать… Могла бы сказать, но Вы же видите, какие нынче времена… Не хочу иметь неприятностей…

Как только исполнился год, к нам пришли и переписали все наше имущество, которое позже у нас изъяли. В мае 1945 мама родила сестру, а к нам пришли и все забрали, оставили только маленькую телочку.

Мне в то время еще и двенадцати лет не исполнилось, но запомнились и ранили мамины слова, обращенные к ним: «Роз вы забрали все хозяйство, то и детей забирайте!». Они ей ответили: «Твое счастье, что у тебя маленький ребенок, поэтому и телочку оставляем, а детей, если надо будет, мы заберем! Обиделась я на мать, что она хотела нас отдать, но о том не подумала, что ей нечем было нас содержать.

Земли у вас много было?

Земля у нас, или как тогда говорили - десятины, конечно же была. Мать эту телочку вырастила на продажу, чтобы купить корову. Она ее вырастила, и когда стали депортировать, то у нас в загоне было уже две коровы: та телочка, которую нам оставили и еще одна, помоложе. Когда мы вернулись из Сибири, эти коровы еще были на колхозной ферме. Мне тогда одна девушка, которая работала дояркой сказала: «Мария, пойдем, покажу ваших коров…». Конечно, через семь лет я их уже и не помнила, но она мне их все равно показала. Только много позже я осознала, как же трудно было маме с четырьмя маленькими детьми, да и бабушка тогда еще жива была. И, несмотря на все эти трудности, матери удалось посеять в поле ячмень.

В каком году было, после голодовки?

Сейчас уже и не вспомню, кажется, в 1948 году. Помню, как с бабушкой в поле ходила, и она мне указывала: «Рви вот этот колосок, и этот, и вон тот…». Думаю, что мы это зерно сушили, мололи, а из муки варили мамалыгу. И корову мама не отдала, хоть и трудно было – голод, тиф и всякие напасти. Может, благодаря этому, мы и спаслись.

В день депортации, 6 июля 1949 года – это было со вторника на среду, я встала от того,  что мама плакала, а ей говорили: «Там, куда ты едешь, все тебе дадут и все у тебя будет!».

Кто это говорил?

Какой-то русский, через переводчика – нашей односельчанки. Ну, конечно, когда мы доехали нам ничего не дали.

Вам разрешили что-то взять с собой, когда депортировали?

Только то, что в доме было, нам запретили выходить. Взяли мы с собой, что смогли, погрузились в машину и поехали. Нас было шестеро – мама, мы четверо и бабушка, которая через месяц скончалась в Сибири. Умерла, наверное, от тоски по родине.

Погрузили нас на поезд и повезли на железнодорожную станцию в Кэушаны. Трое суток нас продержали в эшелоне. На станции скопилось очень много народу, который провожал депортированных – это были их родные и близкие. Потом я смотрела фильмы и как-то утешилась. Солдат на фронт отправляли в таких же вагонах. В пути, пока везли, нас кормили два–три раза. Останавливался поезд, и нам выдавали какую-то пустую похлебку, в которой изредка попадалась картошка. Да и то сказать – попробуй накорми столько народу. И все-таки, худо-бедно, но кормили.

Когда доехали до станции Шумиха, солнце клонилось к вечеру. Там уже нас ожидали машины, которые подъезжали к каждому вагону и на них погружали людей. Каждую машину сопровождал вооруженный солдат. Ехали мы лесом, а некоторые парни из села Опачь говорили: «Вот тут сподручно спрыгнуть и скрыться в лесу – никто не найдет!».

Станция Шумиха – это где?

Станция Шумиха – это большая железнодорожная станция в Курганской области. Оттуда, значит, нас повезли на машинах в село Пески Усть-Уйского района, в котором жили местные жители. Село состояло из одной улицы и двух рядов домов. Упиралась эта улица в большое озеро с проточной водой. Там было очень много водоемов. На возвышенностях стоял лес, а в низинах была вода. В центральной усадьбе стояли хорошие, крытые шифером, добротные дома – большие и красивые. Там была школа, большая больница, медпункт, столовая. Но вот с хлебом там было туго.

Мы там прожили семь лет и за это время прямо возле нашего дома построили новую двухэтажную школу.

Прибыли мы на место уже ночью. И вы знаете, местные жители еще с весны знали, что к ним приедут молдаване. Подготовили для нас дома и земельные участки с посаженой картошкой, чтобы выделить нам, когда прибудем на место. Но на этих участках картошка не уродилась.

Недалеко была ферма, и люди приносили оттуда удобрения и удобряли ими свои огороды. Картошка у них была крупной. На тех же участках, которые позже выделили нам, почва была неудобренная, и поэтому урожая не было.

И чем вы питались первые месяцы, что ели?

На месяц нам выдавали пол-литра масла. За хлебом приходилось стоять в очереди и если повезет, то получали 500 граммов ржаного хлеба, а если нет – оставались без хлеба. Очень трудно было.

Там, недалеко, был колхоз. Колхозникам нужны были деньги, они приходили и продавали нам пшеницу, муку.

У вас были деньги, откуда?

Ну, мать с самого начала устроилась работать на ферму, надо же было нас как-то содержать. Она покупала пшеницу, которая растирала на крупорушке. Из полученной муки пекли одну лепешку, которую делили на пять кусков – на большее денег не хватало. Бабушки, к тому времени уже не было в живых. Она умерла через месяц, как нас туда привезли.

Сколько лет было Вашей бабушке?

Не помню уже, кажется, около 68 лет.

Вам сколько лет было на момент депортации?

12 лет.

Здесь, в Заиме, Вы в школу ходили?

Закончила 3 класса.

Вы в какой школе учились?

Училась я в молдавской школе.  В Заиме я в школу ходила, а в Сибири я в школу не пошла, потому что у меня не было ни одежды, ни обуви – не в чем было в школу ходить. Мои младшие братья в школу ходили. Они все трое, и тот который родился в 1941, и тот который был младше меня на 6 лет, и сестра, которая была младше меня на 8 лет – все учились в школе.

Первый год никто из них в школу не ходил. Тот, который был 41-го года рождения, должен был пойти в школу, но маме нечем было его содержать

Мне было 13 лет, когда я устроилась сторожем на ток, потому что мама не могла нас содержать – нечем было. На следующий год, когда мне было уже 14 лет, я работала летом, когда созрела пшеница, и когда стали делить «выставки». Вы знаете, что такое «выставка»?

Не знаю…

Это такой большой ящик с люком, как кузов для подводы. Комбайн проходил вдоль всего поля, а в конце был устроен ток. Там комбайнеры выгружали из бункеров пшеницу. Но случалось, что бункер наполнялся раньше, и чтобы он не уходил с поля, пшеницу выгружали в этот ящик – выставку, которую потом выгружали на току. Я была там единственная девушка среди местных парней, но не помню, чтобы кто-то сказал бы мне хоть полслова. Я выгружала свою выставку и шла обратно на свое место.

Какими были местные жители?

Там были разные люди - и русские и мусульмане. Как-то, через приоткрытую дверь я видела, как они молились. Вокруг могло случиться все что угодно, но они ни на что не отвлекались, пока не заканчивали свою молитву. Отношения с местными жителями у нас были нормальными, никаких проблем с ним не было.

Я каждый день работала с одним и тем же комбайнером, но делали мы все молча, поскольку я ни слова по-русски не знала, но понимала, что и как надо делать.

На той работе только я была, хоть другие девушки – молдаванки там тоже были, но они на эту работу не шли. Наверно, им было на что жить – мы же ничего не имели.

Когда мне исполнилось 15 лет, я уже работала телятницей на ферме – мне дали группу телят, и я за ними ухаживала. У меня и трудовая книжка имеется.

А молдаване между собой там ладили?

Отношения между молдаванами там были хороште. Не слышно было, чтобы кто-то с кем-то ссорился. Там было много наших парней и девчат. Был там у нас один человек из села Опачь, по имени Алексей Плаю. У него было пятеро детей – три парня и две девушки. Старшая девушка работала у нас на ферме, а младшая училась в школе. Двое его парней стали трактористами – работали на гусеничных тракторах, а третий стал учетчиком. Дали ему «выставку», он ходил по полям и мерил землю.

Там многие парни выучились на трактористов, потому что других профессий не было - фабрики и заводы там отсутствовали.

Вы сказали, что по прибытии туда, вас ждало жилье, что это было за жилье?

Эти дома, в которых нас поселили, назывались еще бараками. В этих бараках мы и прожили все время нахождения в Сибири. Никуда нас оттуда не переселяли.

После того как а 1954 году к нам из тюрьмы вернулся отец, я предложила купить дом. Он задумался, но ничего не сказал.

Уже после смерти Сталина, поздней осенью 1955 года, все главы семейств были вызваны к начальству и им сказали: «Вы свободны, вы ни в чем не виноваты, можете поехать куда угодно. Хотите поехать жить в Москву, езжайте – имеете полное право». Наши молдаване собрались все, и куда им ехать – конечно же, на родину.

Скажите, пожалуйста, были у Вас в Сибири друзья, приятели, дружили с кем-нибудь?

А как же, если мы с нашими девчатами вместе на ферме работали. Мы были больше, чем коллеги по работе.

А с местными, помимо работы, были какие-либо контакты – совместные застолья, праздники?

Да нет, каждый был занят своими делами.

Церковные праздники там праздновали?

Конечно, и мы, и они праздновали Пасху, Рождество, Новый год - эти, в основном…

Расскажите о каком-нибудь событии из вашей жизни в Сибири, которое причинило Вам большое горе, или наоборот – доставило большую радость?

Поначалу много тягот и горя пришлось нам испытать… А как услышали, что мы свободны и можем ехать домой, так сильно захотелось вернуться, избавиться наконец-то от этого лютого холода, потому что там было очень – очень холодно! Помню, пошла я однажды зимой в магазин. Не успела я удалиться от дома, как встречные прохожие мне говорят: «У тебя щеки замерзли!», а я ничего не чувствовала. Потому что, когда замерзаешь ничего не чувствуешь. Иду я дальше, а мне уже кто-то другой, сказал те же слова. Когда что-то отморозил, то нужно это место растирать снегом, пока не отойдет, а если с мороза зайти в тепло с обморожениями, то это отмороженное место может омертветь и отпасть кусками.

Потом настали другие времена – стало легче. В магазине все было и уже не надо было стоять в очереди за полулитром масла и расписываться в получении. Сахар также продавали головами по полкилограмма. Откуда его привозили, не знаю. Были там и консервы. Были там в продаже и разные ткани.

Прямо перед селом было озеро, в котором местные мужики ловили рыбу, у каждого там была своя лодка, которые были причалены к берегу цепями, а цепи были на замках. Нужно было, они отчаливали лодку садились и плыли. Пойманную рыбу продавали, но не на вес, а мисками.

При доме было у вас хозяйство, огород какой-нибудь?

Да нет, и речи не могло быть, откуда? Там, кроме деревьев, пшеницы, картошки и моркови, ничего другого не росло. Мы пытались выращивать помидоры, но они не успевали созреть. Мы собирали их недозрелыми и ждали пока хоть пожелтеют – потом съедали.

За хлебом в магазине в очереди уже не стояли, сами пекли. Первый год для нас был очень трудным. Но потом уже как-то выкручивались.

А скотину вы держали, мясо было?

Нет, ни мы, ни наши молдаване коров не держали. А у местных жителей коровы были у каждого. Стены коровников они сплетали из жердей, потом обмазывали эти стены глиной, после чего обкладывали эти стены тюками, чтобы утеплить – иначе зимой скотина замерзала.

А вот на ферме коровники были большими, а внутри было тепло – коровы и телята не замерзали.

Условия труда, какими там были?

Условия труда были, как и у взрослых, я была еще ребенком, но работу должна была выполнять наравне с ними и все условия должна была соблюдать.

Расскажите, пожалуйста, какой был распорядок обычного рабочего дня телятницы?

Зимой, например, нам приносили корма и воду. До самого мая месяца мы за этими телятами навоз не убирали. Нам приносили солому, и мы ее сверху настилали, но стоит ступить – под ногами вода хлюпает. Весной же было очень трудно убирать весь этот навоз вперемешку, нам не позавидуешь. Навоз мы выкидывали прямо через окно, в специально огороженное место. Пол в этом телятнике был красным от сырости. Летом мы этих телят пасли, кормили их обратом, потом надо было накосить им травы, наносить воды, убирать за ними навоз – всю эту работу должны были выполнять мы. Зарплата наша зависела от того, как телята и бычки нагуливали вес – от привеса. Какой привес – такая зарплата. Тогда мы получали старыми деньгами до 600 рублей в месяц и больше.

А что можно было купить в то время на 600 рублей?

Ну, этого я не знаю, ничего не могу сказать. Скажу только, что этих денег, чтобы прожить  месяц, хватало.

А как Вы проводили свободное время, были ли там какие-то развлечения?

У нас был один свободный день в неделю, и мы сидели дома – а куда пойдешь? В те времена даже в Молдове развлечения были не очень разнообразны.

Когда Вы там были, вас проверяли, чтобы вы никуда не отлучались, оставались на месте?

Это обязательно. Каждый месяц приезжал военный или милиционер с проверкой. Наших парней стали призывать на службу в армию, только год спустя после смерти Сталина. До этого в армию не брали, даже тех, кто давно достиг призывного возраста.

За весь период нахождения в Сибири вы или ваши родители участвовали в выборах?

Вот этого я  Вам не могу сказать. Ни я, ни мои родители, сколько мы там были, ни о каких выборах и не слышали.

Вы не помните, была ли там церковь, проводились ли там обряды крещения или венчания?

Нет, нет, нет… Церкви там не было! Позже, мы узнали, что старики-пенсионеры ездили в церковь аж в Челябинск, до которого кружным путем было 250 километров. Они садились на машины, которые возили скот на мясокомбинат, а  те ехали до города по прямой километров 100 всего.

Известие о том, что вы освобождены, когда пришло?

В 1955 году нам сказали, что мы свободны и можем ехать куда хотим. Мы решили вернуться на Родину.

Вы вернулись в Заим?

Да, все вместе – отец, мама и мы. Всех, кого сослали из Заима, приняли обратно.

И вы вернулись в свой дом?

Да, но поначалу мы жили у тети – папиной сестры, потому что в нашем доме жила одинокая женщина. Недалеко от нас жила сестра этой женщины, и свояк пригласил ее к себе: «Хозяин дома вернулся, перебирайся к нам жить!». Она перебралась к ним, а мы вернулись в свой дом.

Я нашла тут работу, отец с матерью также устроились на работу. Брат, который после меня родился, закончил школу и стал работать в той же бригаде, что и я. В Сибири был совхоз, а у нас колхоз. В семье у нас работали четыре человека и к первому полугодию нам дали по трудодням хлеба и кое-что к хлебу. Но с деньгами было слабовато. Когда завершился год, нам уже заплатили по трудодням больше. Дело в том, что мы прибыли 1 апреля и до конца первого полугодия успели поработать. Таким образом, мы добыли корм, а отец купил барашков, а на второй год у нас были овцы.  Неверно говорят, что если у человека нет ничего, то и не будет. Все будет, только ради этого надо приложить усилия, надо трудиться.

Приехали мы, значит, 1 апреля, а в школе как раз были каникулы. До конца учебного года оставалось совсем немного времени. Отец пошел в школу и договорился, чтобы приняли всех троих – братьев и сестру. Приняли, но с условием, до конца учебного года хоть немного научиться молдавскому языку. Иначе их оставят на второй год. Потом их всех перевели в следующий класс.

Вы все это время проработали в колхозе?

Да, работала в колхозе. В 1957 году вышла замуж, потом построила дом и вырастила пять детей. Все остались в селе.

Все это время, после возвращения возникали ли у Вас проблемы в связи с тем, что ваша семья была депортирована в Сибирь?

Когда мы приехали, уже летом, кто-то болтал по селу невесть что - будто нас снова депортируют в Сибирь. Но никто нас не тронул. В остальном, вроде ничего такого не было. В Сибири мы все были равны – молдаване, русские, но я все равно чувствовала себя там чужой. Здесь, совсем другое – все село казалось мне близкой родней, и если даже кто-то испытывал ко мне неприязнь, я все равно не воспринимала его как чужого.

Можно было бы, наверное, и в Сибири прожить, если бы не было так холодно.

Вы, думали о том, как бы сложилась ваша жизнь, если бы не депортация?

Не думала об этом.

Как Вы считаете, кто виновен в том, что вас сослали?

Не знаю, не могу сказать, кто виноват в этом. Я всегда считала, что там нужны были рабочие руки и по этой причине нас туда сослали. Вы же знаете, что в Молдове мужчины были, а там их было совсем мало. Однажды мы выбирали обрат. Вы знаете, что такое «обрат»?

Знаю, это что-то вроде сыворотки…

…которая остается после сепарирования молока и выделения сметаны. Во время работы мы рассказывали о том, какая у нас была война, как летали и бомбили самолеты, а одна местная русская нам отвечала: «Вы говорите, что была война, а мы ехали на волах в Шумиху за продуктами  (80 километров от села) так кровь была этим волам по щиколотку. Это у нас была война, а не у вас…».

Вы помните, как умер Сталин, как люди отреагировали на его смерть?

Да, помню…Местные его очень оплакивали… Большое горе там было…

А молдаване?

Наши молдаване ничего не говорили - ни худого, ни доброго. Они никак  на это не реагировали. Никто из наших об этом не высказывался, а местные его оплакивали.

Вы можете назвать самый счастливый период вашей жизни?

Думаю,  что это было то время, когда я вернулась на родину, встретила всех наших людей, одноклассников, так же было счастлива после свадьбы, когда строили дом и росли дети.

Я чувствую себя счастливой, что вырастила таких детей. Если бы я вырастила, как сейчас заведено, только двух детей, какая опора была бы у меня сейчас. У всех свои семьи и живут в селе. Со мной осталась дочь – она не замужем…

Вы  в начале нашей беседы жаловались, что жизнь сейчас тяжелая…

… так стара я уже и немощна! (смеется…). Вот и сейчас, хочу пойти в центр – детей проведать, да не могу…,  тяжело очень!

Какая у Вас пенсия?

Пенсия у меня повышенная – 740 лей.

Это повышенная?

Так каждый год повышают, ведь!

Хватает?

Да как же ее хватит, если я каждые две недели должна покупать лекарства? А на еду что остается? Я хоть и стара, но мне тоже хочется чего-нибудь вкусненького! Сейчас, вот, выдали мне 1000 лей – 500 лей Кэушаны и 500 лей Кишинев. В прошлом году выдали мне 900 лей. И на том спасибо!

Как бы Вы коротко охарактеризовали советскую власть? 

Как вам сказать, всякое было – и хорошее, и плохое. Мой отец слег, когда был примерно моего возраста сейчас. Он мне рассказывал про свою молодость, и  я бы не сказала, что они очень уж хорошо жили…У них так же были очень большие трудности.

Мне кажется, что ныне жизнь полегче, чем та, которая выпала на долю наших родителей. Сейчас, мне кажется, лучше. Была бы только работа и здоровье, чтобы работать.

Мои дети все устроены здесь, в селе. Одна дочь работает медсестрой в Бендерах, получает 2200 - 2300 лей. Другая дочь работает продавцом. Ее сыну 19 лет. Он выучился на сварщика и нашел себе работу в Кишиневе. Я считаю, пусть он пока работает, а там посмотрим. Мой сын, он у меня один, работает здесь же, в селе.

Вы больше не учились?

Нет. Но память у меня хорошая, я помню стихи, которые мы учили наизусть в школе.

Это сколько, 60 с лишним лет назад? Не могли бы вы, что-нибудь почитать?

Про вождей можно?

Прошу.

Doi șoimi

Pe stejarul verde, după zborul lin,

Stau doi șoimi la vorbă sub un cer senin.

Toți știut-au șoimii, zborul lor înalt:

Unul era Lenin, Stalin celălalt.

Împrejurul șoimii se avântă-n nalt,

Of, cum șoimii noștri, s-au iertat pe sus.

Primul șoim, pe moarte, celuilalt i-a spus:

„Dragul meu tovarăș, ceasul mi-a sunat.

Pe-ai tăi umeri astăzi, totul am lăsat!”.

(На дубу зеленом,
Да над тем простором

Два сокола ясных

Вели разговоры.

А соколов этих
Люди все узнали:
Первый сокол - Ленин
Второй сокол - Сталин.

А кругом летали
Соколята стаей...

Ой как первый сокол
Со вторым прощался,
Он с предсмертным словом
К другу обращался.

Сокол ты мой сизый,
Час пришел расстаться,
Все труды, заботы
На тебя ложатся.

Отрывок из стихотворения М. Исаковского «Два сокола» – а. т.).

Автора не помните?

Нет. Теперь другое стихотворение

La săniuș

Zbor cu săniuța,

Fulgeră din deal,

Pe o parte-ndată,

Sania s-a dat,

Într-o văgăună,

Eu m-am cârligat.

Când îngheț cu totul,

Răsbătut de frig,

Merg încet spre casă

Îndoiet covrig.

Cojocica veche

O arunc în zbor,

Și mă sui îndată

Țapăn pe cuptior.

Acolo bunica

Fusul învârtea

Și-o poveste mândră

Povestea ea blândă.

Despre Cosânzeana,

Fătul ei iubit,

Cum într-o pădure,

Ei s-au întâlnit...

Și-ascultând povestea,

Ochii îmi cleiesc

Și ce somn visez eu,

Somn misterios.

Că adica eu-s

Mândru Făt-Frumos!

(стихи на молдавском, русский перевод отсутствует – а. т.)

Браво! Очень хорошо! Вы помните все стихи, заученные в 1947-1948 гг.?

Да, помню их с той поры, как в школу ходила. Ладно… почитаю вам еще одно стихотворение:

Nici un pas înapoi

Dușmanul vrea să treacă, de-a valma peste noi,

Dar toată țara-mbracă mantale de război.

Tovarăși, înainte, suntem îndatorați

Să le săpăm morminte fasciștilor turbați!

Jurăm că pentru țară și pentru Stalin noi

Ne vom jertfi și viața, vom fi eroi, eroi!

Вот Вам еще одно стихотворение:

Furtuna

Din păduri și dealuri, de pe câmpuri late,

A venit o ploaie pe neașteptate.

A-ncetat furtuna după ploaia deasă,

Ceriul ne așterne pânză de mătase.

(стихи на молдавском, русский перевод отсутствует – а. т.)

Эти стихотворения небольшие (смеется…).

Госпожа Бобейко, ваша девичья фамилия Лазаренко, Вы из украинской семьи?

Отец мне рассказывал, что фамилии, которые оканчиваются на «о» - украинские, но я не знаю.

Вы знаете украинский язык?

Понятия не имею… Отец его тоже не знал, может предок какой-то был…

Большое спасибо за это интервью. Очень интересно было с Вами побеседовать.

Интервью и литературная обработка Алексея Тулбуре

Транскрибирование Надин Килияну

Русский перевод Александра Тулбуре

Интервью от 12 августа 2012 г.

Транскрибирование от 30 марта 2013 г.