Матрена Савельевна, где и когда вы родились? Расскажите о вашей семье, родителях, братьях, сестрах.
Я родилась здесь, в Колибабовке. Дедушка мой Балтажи Степан Иванович, бабушка Балтажи Матрена. Она умерла в 1947 году, до депортации и похоронена здесь. Отец – Балтажи Савва Степанович, мать – Балтажи Прасковья Семеновна. Старшая сестра Балтажи Мария, она вышла замуж за Папазова Петра Ивановича, он тоже там был, в Монголии. Следующий был брат Петр, 1936 г.р., он сейчас живет в Бессарабке.
Сестра там вышла замуж?
Да, она там вышла замуж. Мы приехали из Монголии в 1956 году, а она с мужем в 1958 году. Им проживание в Колибабовке не разрешили, и они устроились на Украине, в с. Березино.
Мы остановились на вашем брате Петре.
Да. После него родилась я в 1939 году. Потом идет брат Семен, 1941 г.р. Потом Степан, 1944 г.р. И брат Иван 1947 года рождения. Два года ему было, когда нас выслали.
У отца был брат Иван, он был инвалидом. Когда ему было 18 лет, он работал где-то в поле и по нему пронесся смерч, от этого у него отнялись ноги. Возили его по врачам, но никто не смог ему помочь. Он не мог держаться на ногах. Бабушка была жива, она за ним ухаживала. Летом выносили его на улицу, укладывали на ковер, и он там целый день сидел. Потом вечером заносили в дом.
Во время войны семья оставалась в селе?
Во время войны у нас был подвал (он и сейчас есть, там люди живут), и когда проходил здесь фронт, мы прятались в этом подвале. И когда фронт уходил на Восток, и когда возвращался. В 1941 году фронт прошел быстро. В 1944 году младшему брату было около 40 дней, другому около 3 лет, мне - 8 лет. И вот мы все в подвале сидели. Только бабушка не пряталась, бегала по двору, готовила еду и кормила нас в подвале. Приходили солдаты, иногда подвыпившие, и требовали: Бабушка, сделай то-то и то-то, накорми нас. И она готовила, кормила их.
При румынской администрации, как жили?
Вы знаете, сестра моя старшая началась учиться в румынской школе. Через год уходят румыны, приходят русские, она уже в русскую школу идет. Потом опять русские ушли, румыны пришли – она идет в румынскую школу снова. Так она рассказывала, что был один учитель, звали его Домнул Попа. Он очень бил детей. Если не сделал уроки, или плохо отвечаешь он бил линейкой по пальцам рук.
Был один в селе, он плохо учился, и его этот учитель Попа постоянно его бил. Так вот, уже после войны этот Попа, который убежал в Румынию, приезжал в Колибабовку – у него здесь были похоронены родители, в селе у него еще были кумовья. Приехать-то он приехал, но боялся идти по селу - думал, что его будут бить так, как бил он. И встречает он того, который больше всего от него получал, а тот здоровается и ничего ему плохого не сделал. «Я боялся, ты меня бить будешь» - говорит.
Ваш дедушка, родители занимались исключительно сельскохозяйственным трудом?
Да.
Никаких должностей при румынской администрации не занимали?
Нет.
Какое было хозяйство у вашей семьи?
Было общее хозяйство у деда и отца. Была земля. Отец говорил, что у нас было 40 десятин земли. Были овцы, штук 50. Была корова. Волы были, нет - не помню. Лошади были. Пара, чтобы можно было запрягать и ездить на них. Дед сам со своей семьей обрабатывал землю. Был у него всего один батрак.
Дед был очень трудолюбивый и старательный, запасливый. Он всегда делал запасы. Когда был голод , у нас стоял амбар во весь двор полный кукурузы.
После поставок государству у вас столько оставалось? Это когда было, в 1946 году?
Госпоставки были, мы все, что требовали от нас, сдавали. Это, кажется было в 46-м. Каждое утро у нас у ворот стояла очередь. И мать кому кусок хлеба, кому зерна, но всем раздавала что-то. Уже к весне и мы почувствовали, что стало не хватать еды. Мама стала резать хлеб маленькими тоненькими ломтиками. Порциями давала нам уже, продукты были на исходе.
Вот родители мужа перенесли страшный голод. Люди закапывали зерно в землю, прятали от «уполномоченных». Отец моего мужа говорил: «Пускай берут все, пускай наедятся». А когда забрали все, его забрали в соседнее село на «concentrare”, на какие-то сборы. Ну, и его там кормили, а дома осталась жена с двумя детьми. И она была вынуждена ходить и просить помощи по селу. Но не очень-то ей помогали.
У моего свекра был сын от первого брака и двое детей, в т. ч. мой будущий муж. Так вот старшего его сына забрал к себе отец его первой жены – у него было, что покушать. А эти двое, дочь и сын (мой будущий муж) остались со своей мамой. Нечего было кушать, ложились спасть голодными. Утром встают – нет мамы, ищут ее, кушать просят. А она вставала рано и шла в кантину (столовая – а.т.), там давали понемножку еды. Съедали все, делили крошки со стола. Чуть не ссорились из-за этих крошек.
Выжили?
Да.
А много умерло людей в селе от голода тогда?
Я помню одну девушку, она часто приходила к нам. Однажды, когда она к нам пришла, губы были потресканы, такой вид..., голос еле слышен. Мать что-то ей дала, она ушла и больше не приходила. Потом я узнала, что она умерла от голода.
Вы школу ходили до депортации?
Я тут пошла в первый и второй классы.
На каком языке?
На русском. Когда, перешла в третий, нас выслали. А там школы не было…
Расскажите про 6 июля 1949 года, пожалуйста.
Помню. Помню, встаем утром. Ну, как обычно, утром родители идут в поле, и чугун с молоком на улице на крючке висит, мамалыга в доме, накрытая полотенцем. Встаем, кружкой зачерпываем молоко, отламываем кусками мамалыгу и кушаем. Эта была наша еда на день. Вечером родители придут – чугун пустой. Забегали и соседские дети.
Утром мы умывались возле колодца. Там стоял такой лоток, из которого поили лошадей, а мы там умывались. В то утро, как обычно, иду умываться, смотрю во дворе люди, ходят… Иду, мне кто-то : Назад! Думаю, чего мне «назад» кричат. Вернулась. Смотрю, нас в комнате собирают, вещи в мешок…
Мать и старшая сестра спрятались, думали, что без них нас не заберут.
А отец?
Отец работал в Леспромхозе, в лесу. Его не было дома. Кто-то матери сказал: иди, мол, детей твоих уже в машину загрузили. Мама прибежала, а солдаты ей: Чем детей своих кормить будете? Люди берут с собой полные мешки муки, всего… Мать пошла что-то собрать, а у нас уже все растаскали, разворовали.
Когда растащили?
Когда нас грузили, люди уже «работали», растаскивали наше добро.
Односельчане?
Да, наши односельчане. Вот винили Сталина, что он нас … Это не Сталин, а наши люди. Тот только приказ издал, а тут… Кому кто мешал, того и отправляли. «Вот того берите, этого берите» – подсказывали...
Дед работал и имел. А они не работали и не имели. Им было стыдно, что он старик и все у него есть, а они молодые, и у них нет.
Мама у соседей пряталась?
Да, у соседей где-то пряталась. Пришла она, кинулась собираться. А брать-то уже и нечего. В подвале стоял бочонок с брынзой. Этот бочонок на машину загрузили и все – больше ничего. Посадили нас в крытую машину, и деда, и дядю инвалида (брата отца) и отвезли нас в Яргору, погрузили товарняк. По несколько семей в вагон. Как где-то какая-то остановка люди выходят и варят себе мамалыгу, что-то готовят. А нам, что было готовить? Нечего.
На остановках разрешали выходить?
Начали кормить нас. Что-то приносили кушать. Кушали мы эту брынзу соленную. А воды было мало, или, вообще, иногда не было. И вот мой братик маленький, которому было 2 года, заболел. Кишечник. И когда мы туда приехали туда, он на второй, или на третий день умер.
Другие депортированные не помогали вам?
Каждый заботился о себе и о своих.
А отец ваш?
Он приехал к нам через год. Его в тот день не нашли и не отправили с нами. Он потом сам приехал.
Сколько ехали?
Около 24 дней ехали. 1 августа, кажется, приехали. Конечный пункт: Бурят-Монгольская АССР, Хандагатайский леспромхоз. Выгрузили нас в лесу. Потом приехали машины, было уже темно, погрузили нас и повезли на участки. Нас сгрузили на Первом участке, назывался он Булун. Была уже ночь, нас поместили в какие-то бараки. Кто дремал, кто спал- ждали рассвета. На следующий день искали врача, чтобы спасти ребенка. Пока пришел врач, он умер. Мы его похоронили в соседней деревне Ташала, я там училась до пятого класса. Там недалеко было кладбище, (задумчиво) почему ни разу не сходила на кладбище к нему?
Когда уже старший брат умер, были мы в Улан-Удэ с мамой, собирались уже домой возвращаться… Умер тоже там, в десять лет от менингита. У матери два сына Степана, и оба умерли в десять лет. Старший от чего умер не могу сказать, а этот менингитом болел и …. Сказали, если вылечат, будет инвалидом… умер. Похоронили его в Улан-Удэ.
После похорон брата в августе 1949 года, что было дальше?
Мама устроилась на работу. На работу с лесом, к которой не были приучены и привычны. Женщины пилили газочурку, такие кружочки деревянные толщиной в два пальца. Тогда трактора на гозочурке работали – бункер наполняли, зажигали и …
Вот они эту газочурку пилили, потом кололи – все вручную. Месяц вышел они по 20-30 рублей заработали. Местные смеются…
…?
Смеются, что молдаване не умеют работать. Потом началось строительство железной дороги. На валке леса моя сестра старшая работала вместе с мужем. Он был мотористом, она ему помогала. Тоже стала мотористкой. Валили лес только так. Потом шли сучкорубы, снимали сучки топорами. После уже появились электрические сучкорезы. Как и электропилы. Тогда были станции, производящие электричество, и одна такая станция «питала» шесть пил. К этим электропилам протягивались длинные кабеля и пилили сколько хватало длины… Потом эту станцию передвигали дальше.
Позже стали хорошо зарабатывать.
Вы говорите 20-30 рублей в первые месяцы получали. Что можно было купить на эти деньги?
Буханка хлеба стоила 10 рублей.
2-3 буханки хлеба за месяц. Как вы выжили?
Я не знаю.
Кто из Ваших работал?
Мама, старшая сестра и брат. Ему было 13 лет, он 4 класса закончил и пошел работать. Работал он помощником тракториста.
А дедушка?
Дедушка старый был – не работал. И мы, дети, тоже не работали. Через год построили школу, и мы пошли учиться.
В первый год вы не пошли в школу?
Не было школы. Потом ее построили. И пошла в третий класс. Но я училась и работала. Я была няней у учительницы. За ее детьми ухаживала и училась. Так вот она мне кусочек материи даст, и мама сошьет мне платье.
А как рассчитывалась с Вами учительница?
Кормила меня, материю давала. Насчет денег не помню. Наверное, не давала ничего.
Вы все время в одном месте находились?
Нет. Когда лес вырубили здесь. Перевели нас на другой участок - Сангон. Там мы уже были до конца. Был участок еще Карымка, часть людей перевели туда.
Какие люди жили в Булуне и Сангоне?
Там всякие были. Буряты. Приезжали зимой из сел, из русских деревень на работу. На своих подводах они вывозили лес. На склад, где его обрабатывали. Потом летом сидели по своим деревням.
А там были русские деревни?
Да. Их, этих русских, называли Семейские (Семейские были переселены в Забайкалье из города Ветка. Город Ветка находится в современной Белоруссии. Во времена раскола находилась на территории Польши. Первый разгром Ветки произошел в 1735 году. 40 000 человек были переселены в Восточную Сибирь и Забайкалье. Эти события получили название «Первого выгона». В 1765 году произошла вторая выгонка, а позднее и третья. Последняя партия старообрядцев была доставлена в Забайкалье в 1795 году – а.т.). Они разговаривают по русски, но как-то тянут слова. Говорят тяжно, намедни, т.е. недавно. Как-то мягко у них получается – «ховорить»….
Старообрядцы?
Да, старообрядцы. Женщины старшего поколения ходили в сарафанах, а молодежь уже нет. Наверху, на голове так завязывали платок (показывает), кичка называлась.
Когда я закончила 4 класс у нас на участке, то в пятый учиться поехала в деревню в 15-ти км от нас. Так вот там жили мы там в этой деревне на квартире у бабушки Пелагеи, у Семейской. В субботу приезжаем домой, загружаемся – три буханки хлеба, картошка, сахар, масло, котомку на спину и туда…
Там было очень холодно, морозы доходили до минус 56 градусов. Как-то в одну субботу на зимние каникулы шли мы домой и так обморозились. Пальцы на руках, щеки, носы – все облезло. Когда видишь, что белеет кожа надо брать снег и растирать то место. Но нам было холодно, боялись снег брать, холодно было. Дети, что взять? С мороза сразу в дом вошла, и все лицо облезло. За каникулы, 12 дней, еле-еле зажило лицо.
Помню, девушка училась в 10-м классе. Она дальше пошла учиться. Шла пешком со станции Норинск, 24 км и замерзла. Ее нашли мертвой.
Она местная была, или из депортированных?
Такая же, как мы. Из депортированных. На следующий год, в 1953 году, когда Сталин умер, мама больше не пустила меня учиться.
Почему?
Потому что замерзали дети. Из-за мороза. А я так хотела учиться. Была отличницей. У меня с тех пор есть похвальная грамота. Храню ее.
Вы пошли работать?
Там, в Сибири после пятого класса я пошла работать. Брат мой работал учетчиком, он замерял вагоны с лесом, оформлял фактуры и отправлял груженные составы. Работал в две смены. Потом взял меня с собой. Но сначала я работала маркировщиком с другой девочкой, она была сиротой. Мы были подростками, в 10 часов должны были быть на работе. У нас были такие трафареты и отработкой мазута при помощи этих трафаретов мы маркировали бревна, штамповали лес. На одной стороне бревна там было написано карандашом С 34, т.е. строй материал 34 см. диаметра. Это мы выводили мазутом, чтобы не стиралось.
Потом брат забрал меня к себе, научил, и я работала десятником леса. Лес валили, обрубали, а я его замеряла, кто сколько наработал, делала наряды и сдавала в бухгалтерию, где начисляли зарплату. Трактористам, которые возили, я тоже замеряла количество вывезенного леса. И им оформляла наряды.
Я выучила госты, какой лес какие допуски имеет. Стройматериалы. Какой допуск был для крепежного, палубного леса. Думала изучу и поступлю учиться на технорука (технический руководитель – а.т.). На земле агроном, а в лесу – технорук. Но не довелось, пришло извещение, что можно ехать домой.
Мы с братом не хотели ехать. Мать: «Да вы что, там у нас все родственники! Что будешь делать с братом здесь, все разъедутся, останутся одни буряты». Старший брат был в армии (его оттуда забрали в армию), и мы согласились вернуться в Молдову.
Смерть Сталина Вы помните?
Помню. Построили нас в линейку. Мы, пятый класс, самые младшие. Сзади классы постарше 6-ой, 7-ой, 8-ой. Директор вышел начал объявлять, начал плакать. Плачет директор..., а мы сзади смеемся. Нам было смешно, что директор плачет.
Вы смеялись над ним?
Да, мы смеялись над директором.
Дома это не обсуждали?
Нет, были другие заботы.
Депортированные, кроме болгар, какие еще были?
Были молдаване из других сел. Из нашего села – все болгары. 7 или 8 семей было из нашего села.
Как складывались отношения с местными? С бурятами, с Семейскими, с администрацией?
Они видели, что молдаване (нас всех так называли) работают, поэтому все нас уважали.
Бывало, что сами нарывались на неприятности. Помню, идем мы со школы. А там был такой бурят Ашур, и мы ему кричали: «Бурят, штаны горят, рубаха сохнет, бурят сдохнет». Он нас как погнал! Если бы он нас догнал, то плохо бы нам пришлось. Хорошо, что была там водокачка, там работал литовец, тоже из депортированных, так он вышел, замахнулся костылем на Ашура и защитил нас.
А там были литовцы?
Литовцы, узбеки, татары. Узбеков депортировали потому что они не хотели работать. Разделяли семьи. Или мужа высылали, или жену. И они там, в Сибири, находили себе новых сожителей. Но они тоже дерутся страшно.
Магазины были там?
Были магазины. Хлеб продавали, все в них было. Покупали буханку хлеба, а она бензином почему-то пахла. Покушаешь, потом весь день отрыгиваешься бензином.
На зиму заготавливали мы по 20 мешков картошки. Была дешевая картошка. Мать идет на работу, мы варим картошку, толчем, делаем лепешки и на плиту. Они там пекутся, и мы их кушаем. Как я однажды отравилась, не могла потом и лепешки эти кушать.
А что ели кроме, картошки, муки? Овощи, фрукты?
Помню, прошло уже несколько лет, и раз привезли арбузы. И мама купила один, чтобы вспомнить вкус арбуза. Яблоки привозили. Мама купила два яблока, поделила всем поровну – попробовать только.
А мясо?
Потом мы купили козу. Но она не окотилась, и отец ее зарезал. Баранов держали мы.
Завели какое-то хозяйство?
Да, исключительно для еды. Когда отец резал барана, мы с братом убегали со двора, потому что нам воняло. Мы не могли кушать баранину. Отец всегда ругал нас: «Дурные, не знаете, что такое хорошо». Баранина же – это … Сейчас кушаем, а тогда почему-то не нравилась она нам.
А в землю сажали что-то?
Нет, мы все покупали, и картошку тоже. Где там выращивать, там кругом лес. Мы ходили в деревни, помогать копать картошку. За день работы – два ведра картошки. Мать моя ходила. Я ходила. Зарабатывали по пару мешков. Были бабушки, которые могли работать, так они таким образом зарабатывали себе картошку на зиму.
Потом понемножку стали покупать и масло. А то не было масла. Было нас 9 человек. Мать пойдет на работу и говорит: «Почисть чугун восьмикилограммовый картошки и поставь вариться». Почищу, лук головки две порежу и ставлю на огонь . А хочется и на улице с подружками побегать… Они бегают, а смотрю, чтобы кипела картошка в чугуне когда моя мама придет.
Там кругом лес был. Ягоды, грибы собирали?
Грибы, ягоды. Сначала мы не знали участки, где растет голубика. Русские нам не хотели показывать. Так мы утром вставали рано, следили за ними… Мы за ними следом, следом и нашли тот участок. Так целое лето в селе не найдешь детей, все в лес по ягоды ходили. Целыми днями собирали голубику. В кружечку, потом в ведро – до вечера ведро полное. Потом с братом брали ведро на палку, и пошли домой. Варили варенье на зиму.
Была еще брусника. Она по земле стелется, трудно собирать. Засыпали ее сахаром – вкусно. Перед отъездом в Молдову мы пошли к сестре в гости. И она накормила нас ягодой. А брат мой такой жадный до еды, переел и получил отравление. Вызывали медсестру, промывали желудок.
Отец приехал, вы говорили, через год после депортации…
Приехал и сразу пошел на работу. Он работал грузчиком. Грузили лес в вагоны.
Вы говорите вас было 9 человек…
Сначала нас было 9 – дедушка, дядя, папа (приехал в 1950 г.), мама, сестра, брат, я, второй брат, третий брат. Брат один сразу умер – осталось 8. Потом умер от менингита брат 1944 г.р., и нас осталось 7.
Дедушка?
Дедушка умер здесь, в Колибабовке. Когда уже ехали сюда, по дороге он заболел. Хотели из-за него нас снимать с поезда. Папа начал их упрашивать разрешить нам ехать: «Куда с семьей. С больным? В какую больницу, у меня денег больше нет. Если я сойду, надо будет опять билеты покупать?». Кое-как оставили нас. Приехали, помню, на ст. Раздельная. Оттуда на машине приехали в село. Здесь он еще неделю пожил и умер. Всех родственников своих увидел и умер. Похоронили его рядом с бабушкой.
Семья у Вас религиозная была?
Верили. Мама больше. И отец, но он не очень любил в церковь ходить. Не мог стоять, ноги болели. Он предпочитал дома сидеть. А я, например, люблю в церковь ходить. Дома что делать, ходить туда-сюда? А там хоть с людьми увидишься.
Там, где вы жили в Сибири, церковь была?
Нет.
Праздники религиозные отмечали там?
Да, отмечали.
А на выходные что делали. Выходные были?
Воскресенье – выходной. Отдыхали, никуда не ездили – на месте. В Сангоне был клуб. И там сбор - литовцы, русские, болгары, молдаване. Бурятов там мало было. Как соберутся, литовцы они такие «законщики», знаешь. Они как придут в клуб, у них была хорошая музыка. Они станут перед клубом - ребята, девчата, поют сколько им захочется. Потом начинает играть музыка, начинаются танцы.
А русские как выпьют, лезут драться. Так вот как драка начинается – удирай! Летят эти скамейки в клубе только так… Мы раз с подружкой увидели, что затевается драка – быстро на выход. Идем, оглядываемся, видим за нами гонятся. Давай бежать, мы недалеко от клуба жили. Я убежала, а подружка была маленького роста и бежала медленнее – ее догнали. Надавали тумаков. Она обиделась, что я ее оставила. Я что ты быстрее не бежала? – говорю.
Что значит литовцы «законщики»?
Они в клубе хозяевами становились, по-своему пели, играли. Мы знали, что когда литовцы идут со своей музыкой – значит быть драке. Лучше бы они свою музыку не играли. Русским не нравилось, литовцы не хотели подчиняться и … Когда литовцев не было – гармошка, пляски…
Комендатура была там?
Не знаю. Знаю, что в Улан-Удэ мы с братом ездили. Со страшим братом. «Давай поедем» – говорит. «Давай» – говорю. Едем в Улан-Удэ. Один раз он меня там потерял, искал меня…
Вы говорили , что ваша старшая сестра вышла там замуж?
Да. За парня, депортированного, тоже из Колибабовки. Они приехали в 1958 году.
А вы?
Мы в 1956. В селе мы поселились сначала к папиной сестре. Там была семья и мы. Зимой было тяжело. Один брат был в армии. Со вторым я поехала в Твардицу, к сестре мамы. Мама наша с Твардицы. Мы там зиму провели. А на следующий год начали строиться. Подняли маленькую времянку и в ней зимовали.
Вам разрешили здесь поселиться?
Нам разрешили.
Односельчане как к вам относились?
Как обычно. Ничего такого. Нас не было 7 лет. Нас называли монгольцами. Мы по-другому одевались, были более грамотные, что ли. Даже побаивались нас.
А как вы были одеты?
Тогда в селе все ходили так, как сегодня одеваются только старые женщины. Длинные платья… А мы были одеты по-современному. Мы были более опытные, продвинутые. Там мы жили среди других народов, в чужих землях. А они тут оставались все время в селе. Что они видели? Ничего.
Вы говорили, что мама вам в Сибири не разрешила учиться после 5-го класса… А здесь чем вы потом занимались?
Я пошла работать дояркой на ферму. Проработала дояркой 4 года, начали болеть руки, ноги. Я отказалось работать дояркой, пошла в поле рядовой. Там в поле увидели, что я могу работать и головой и сделали меня звеньевой. Каждый день я шла в бригаду и сдавала свои сводки. Там работал учетчиком средних лет мужчина. Работал очень медленно. Я помогала ему, брала его наряды, проверяла, исправляла ошибки.
В конце месяца, если ты вовремя не сдашь свой отчет в бухгалтерию, будешь оштрафован. Он просил нашего бригадира отпустить меня на день, чтобы я помогла ему помочь со сдачей нарядов. Я ходила и помогала тему оформлять эти наряды.
Жена его работала на свиноферме, а там стали пропадать поросята. Воровали. Его сняли, и меня назначили вместо него учетчиком. Год, наверное, поработала. Захожу как-то в бухгалтерию сдавать свои отчеты, а бухгалтер листает, листает мои наряды… А у меня чистенько все, если я допущу помарку какую-то, то рву лист и переписываю все заново. Знаю, - меня так учили в Монголии, - денежный документ должен быть чистым, без исправлений.
Бухгалтер смотрит, что у мен все чистенько, без ошибок и через год меня забирают в бухгалтерию. Когда я стала работать в бухгалтерии, тогда пошла в вечернюю школу, заканчивать семь классов. У меня было всего пять классов, а в документах я писала, что семь. Так вот с пятого класса я сразу пошла в восьмой. Закончила девять классов, и на базе девяти пошла поступать в Планово-Экономический Техникум в с. Гыска (Бендеры).
Я сделал все контрольные, получила все зачеты, у меня переписывали другие, которые сами не могли написать… И мне потом приходит бумага, что я не зачислена, Приедете, мол, на следующий год. Я разозлилась, потому что я знала, что сдала хорошо экзамены, поехала в Гыску, взяла свои документы и сдала их техникум в Каменку на агронома. Так я стала агрономом-плодоводом.
Работала сначала звеньевой, потом помощником бригадира, потом бригадиром виноградарской бригады. 12 лет работала бригадиром. Потом заболела и опять перешла работать в бухгалтерию, в плановом отделе. Оттуда и на пенсию ушла.
Вас уважали, ценили по достоинству вашу работу?
У меня есть с ВДНХ СССР грамота и медаль бронзовая. Я заняла тогда, в 1976 году, третье место по СССР по количеству выращенного и собранного винограда. Я получила тогда 132 центнера винограда с гектара. Представьте себе – тринадцать тонн винограда с гектара! А сейчас и по пять собрать не могут.
Когда уже развалился Союз, то по Молдове я уже занимала, и первые, и вторые места по урожайности.
Тот факт, что были депортированы, как-то сказался на вашей жизни, карьере после Сибири? Кто-то Вам об этом напоминал?
Мне кажется, что я узнала того, кто кричал мне «Назад» в то утро, когда нас поднимали. Он работал завскладом у нас. В каждый дом в тот день солдаты приходили с местным. Брата хотела спросить о нем, но так и не спросила. Звали этого человека Илья Желяпов. Но я не уверена. Он мне ничего не говорил такого. Мы были в хороших отношениях.
Был у нас в селе один, он никогда нигде не работал. Где-то он достал себе милицейские штаны (бриджи – а.т.) и ходил по селу как участковый. Фуражка у него была. Заходил к нам, у зеркала поправлял форму. Все его боялись. Вот бы сейчас зашел, я б ему… Почему тогда все его боялись? Вот он, когда я работала бригадиром, был сторожем. Прихожу – нет корзин, нет винограда, с вечера оставались корзины с виноградом. Спрашиваю его, а он: «Ты хочешь, чтобы меня убили здесь?». «Но ты же сторож» - говорю. Так он мне: «Кулацкий дух».
У вас какой-то страх, что это может повториться, был?
Нет. Прошло и прошло. Только в позапрошлом году, когда нам дали по 500 леев, я подумала: Зачем нам дали эти 500 леев?
Почему?
Вспомнила брата (плачет).
Перемены конца 80-х – начала 90-х, когда развалился СССР, Вас как коснулись?
Не понравилось мне. Жили раньше намного лучше. Все было и дешево было. За 50 рублей я съежу в Кишинев, одену детей, и еще останется. Тапочки, босоножки на ребенка два рубля с копейками стоили. А сейчас 200 леев. Бедные мамы, сейчас где они работают зимой? Нигде. Поэтому уезжают, оставляют своих детей.
Советская власть, что для вас означает?
Не могу сказать. Один молдаванин зашел к нам, наш бывший бухгалтер, Сели, начали беседовать, и он говорит: «Видишь, тебе русские нужны, они тебя в Сибирь отправили». Я говорю: «Я жила с русскими, даже хотела там остаться». Сталин издал приказ, а выслали нас наши люди. Богатые остались. Помню, в селе только один с верандой был – раньше веранд не было. Так вот его не выслали. А нашего дедушку, потому что он работал, выслали. А что у него было? Маленький домик и овцы, и …
Как Вы думаете, почему выслали именно Вашу семью?
Говорят, что все активисты должны были поставить подпись, что согласны на выселение той или иной семьи. Почему нас – не знаю. Наверное, все это есть в архиве.
Самый счастливый период в Вашей жизни когда был?
Самая счастливая я была, когда мне было 16 лет, я работала в лесу, на складе. Там грузили машины лесом, Приезжали шофера на машинах с прицепами. Их грузили, я оформляла документы. Мне было интересно, жизнерадостно. Лес кругом, тепло и … на этом оборвалось все, мы уехали в Молдову. Я даже не сказала никому, что уезжаю, а то они сказали бы: «Смотрите, ни одна болгарка не осталась здесь, все уехали». Русские такие драчуны…
Когда вы замуж вышли?
Замуж я уже здесь вышла. Поздно, в 29 лет. Муж хороший, болеет сейчас.
Сколько у вас детей?
Две дочки. Одна сейчас в Украине, вторая – в России.
Дочери Ваши какое образование получили?
Одна педагог. Вторая заканчивала экономический факультет. Ни одна не работает по специальности.
Какое у Вас самое яркое впечатление из монгольского периода?
Очень хотела учиться. И сама дошла до специальности своей. Сама. Я там готовилась поступить – не получилось. Так сюда приехала, тоже не до учебы было, но я добилась своего.
Когда вы на пенсию вышли?
В 1994 году. Пенсия у меня 1600 леев. Было 1510, добавили сейчас 90 леев – стало 1600. Муж 1000 леев получает. Можно жить. Земля «гуляет». Никто ничего на ней не делает. У нас около 7 га земли. Два с чем-то га виноградника и около четырех с чем-то га пашни. Заказываем пол га кукурузы и пол га подсолнуха. Нам засеивают, мы платим, и собираем потом продукцию. Больше не засеиваем – некому. Да и дорого все.
Спасибо, Матрена Савельевна, за очень интересный рассказ.
Вторая часть видео-версии интервью здесь:
Интервью, траскрибирование и литературная обработка Алексей Тулбуре
Интервью от 20 апреля 2013 года
Траскрибирование от 30 апреля 2013 года.