În română

Влас (Кроитору) Анна Андрониковна, 1937 г. р., с. Бэлэурешты, Ниспоренского района. Кроитору Алексей Андроникович, 1943 г. р., ее брат.

Семья, в которой мы сейчас находимся, в 1949 году была депортирована. Я прошу моих собеседников представиться. Расскажите, пожалуйста, о себе, о братьях, сестрах, о вашей семье.

 

Анна Влас: Зовут меня Анна Влас, в девичестве Кроитору, родилась в селе Бэлэурешты, в 1937 году. Отца моего звали Андроник, а маму Мария. В семье нас было семеро детей – две девочки и пятеро парней. Когда нас выслали мне было 12 лет, самому младшему, брату Андрею был годик от роду …

 

Какое хозяйство было у ваших родителей?

 

Анна Влас: Я все очень хорошо помню, потому что двор наш сохранился, хотя дома уже другие. Там раньше был наш дом, и в том же дворе была кузня – отец у нас был и кузнецом и столяром. Таким образом, он содержал всю семью.

 

Алексей Кроитору: В хозяйстве, кроме того, была скотина и две пары лошадей – одна пара лошадей с подводой была для торжественных выходов, а другая пара была для повседневной работы. Кроме того, была у нас и маслобойка. Люди приходили к нам и делали подсолнечное масло. Что еще вам рассказать?

 

Каким помнится Вам этот день?

 

Анна Влас: Да, помню, что было ночью, темно, где-то в 4 или 5 часов утра, пришли двое военных и кто-то из местных… от сельсовета. Они усадили отца на стул и объявили, что он арестован и что вскоре за нами должна приехать машина, и сказали, что он может взять что-то съестное, одежду, одеяло с подушкой.

 

Алексей Кроитору: Нам разрешили взять больше еды, но у нас как раз не было ни муки, ни брынзы. Отец попросил разрешения заколоть свинью в сто килограмм, и ему позволили. Отец свинью заколол и начал ее шмалить за домом. Видя, что дела плохи, он посоветовал своим старшим сыновьям (1929 и 1932 г. р.) когда дым от соломы повалит гуще, пройти за дом, а там огородами пробраться к деду с бабкой или другим родственникам. Они уже взрослые и как-нибудь прокормятся, а он должен остаться с младшими и поехать куда повезут. Когда рассвело, и нас должны были увезти, отца спросили, где его старшие сыновья. Он ничего не мог ответить, и это очень рассердило военных. Они позволили взять лишь несколько килограммов свинины, а мать прихватила подушку и кое-что из одежды. Нас было семеро детей, двое бежали, и нас осталось семеро, но уже вместе с родителями.

 

Погрузили нас на телегу, да и повезли на расстояние трех километров от села, в Немцены, где посадили на машины и повезли на станцию Буковэц, где ожидали эшелоны со спаренными вагонами – у каждого вагона стоял часовой.

 

Родителей вашего отца не сослали, оставили в селе?

 

Анна Влас: Да, они жили отдельно, и думаю, что старшие братья ночью бежали именно к ним. А когда мы прибыли…

 

Алексей Кроитору: Я родился в 1943 году, но все помню, что было… Как поезд тронулся, как везли нас и как поезд останавливался для забора воды…

 

Анна Влас: …хочу продолжить свой рассказ… Там привезли людей из всех окрестных сел – Ниспорен, Бэрбоен, Грозешт… короче, со всего района. Пробыли мы там около двух дней, и в этот промежуток времени привезли одного из наших братьев - Михаила (1932 г. р.) как сейчас вижу, привезли его и определили в наш вагон. Родители обрадовались, когда увидели, что он вместе с нами.

 

Старшего брата поймали только через неделю-две. Всех пойманных беглецов потом собрали вместе и отправили в Тюменскую область.

 

Мы находились в пути три недели… Помню очень хорошо этот путь. И всю дорогу оповещали, что следует эшелон такой-то и в нем столько-то душ. Поезд следовал и днем, и ночью, а каждый вагон был опутан колючей проволокой и у каждого вагона стоял часовой. Иногда поезд останавливался на день, на сутки и нам давали кое-какую еду. Приходили к вагону и говорили: «два ведра, один мешок, два человека»., что означало – отрядить от каждого вагона по два человека помоложе и покрепче, которые должны пойти за едой и принести ее для всех заключенных находящихся в вагоне. В мешке несли хлеб, а в ведрах суп или другую пищу. Всю эту еду мы делили уже в вагоне. Да и мы сами готовили пищу, когда состав двигался.

 

По совету отца, когда поезд останавливались и выходили на оправку, мы подбирали каждую, щепочку, хворост – что под руку попадалось. Потом отец подвешивал над огнем чугунок на цепи, и мы варили похлебку из чего придется, даже, бывало, с мясом. После трех недель пути оказались мы на станции «92-ой километр».

 

По поводу вашего следования в Сибирь, еще такой вопрос: в вашем, или других вагонах были больные или умершие?

 

Анна Влас: Нет, в нашем вагоне такого не было, а про другие вагоны не знаю. В другие вагоны нам не разрешали заходить.

 

После трехнедельного путешествия, значит, выгрузили нас всех в конечной точке железнодорожного пути. И там же, на месте, мы поставили чугунок на камни, и таким образом люди готовили пищу – у многих были дети, которых надо было кормить. Мы простояли там, пока за нами не пришли большие грузовые машины, и повезли в лес, где были расположены бараки, которые были освобождены к нашему приезду. Это были длинные строения с тремя выходами - по торцам и в центре. Каждой семье досталось отдельное помещение с одним окном и дверью. Всех уровняли, каждая семья получила отдельную комнату – будь она из двух стариков, или многодетной.

 

Отец наш был столяром и смастерил нам «кровать» лесенкой, благо было из чего мастерить. Нас было много, да и были мы уже достаточно взрослые – в семье уже были взрослые парень и девушка.

 

Продукты, взятые в дорогу, кончились, наверное, чем же вы там питались?

 

Анна Влас: Они нам давали суп, картошку. Там был лес, и отец начал работать. Я тоже пошла работать в лес когда мне исполнилось 14 -15 лет. Ездили мы в лес на машинах, на расстояние 5 километров туда, где находились вырубки. Мужчины валили деревья бензопилами «Дружба», а женщины обрубали ветки с поваленных деревьев и очищали стволы, которые затем привозили в село и грузили в вагоны.

 

Ваш труд оплачивался?

 

Анна Влас: Не помню уже, как там платили, но люди что-то получали, в зависимости от того, где и как работал. Но все работали в лесу.

 

И где можно было потратить эти деньги?

 

Анна Влас: Были там магазины, в которых продавались хлеб, всякие крупы… Отец в лес не ходил, он работал в кузнице и делал печи-буржуйки… Зимой было очень холодно, температура опускалась до 50 градусов ниже нуля. Мы все носили ватные валенки, а отец, помню, чтоб не обморозиться, обматывал башмаки тряпками, обрывками материи и шел по своим делам.

 

А мама чем занималась?

 

Анна Влас: Мама оставалась дома с детьми, у нее ведь был годовалый ребенок, и поэтому не работала.

 

Затем перевели нас на станцию Парчум, где поезда останавливались и заправлялись водой у водокачки. Отец у нас был мужик хозяйственный и трудолюбивый, у него был взрослый парень, и девушка на выданье… три свадьбы там справил.

 

Он там для семьи и дом построил из длинных бревен, которые потом проконопатил мхом, затем и хозяйством обзавелись.

 

Потом братья женились… Один взял в жены женщину из Бэрбоен, другой из Ниспорен, а сестра вышла замуж за парня из Брэтулен. По возвращении из Сибири, братья в родной дом не вернулись.

 

Сколько классов Вы успели проучиться до ссылки?

 

Анна Влас: Дома, при Советах, я закончила три класса молдавской школы, а в Сибири меня в школе били местные русские мальчишки – брали мою торбочку со всем, что в ней было и били ею прямо по голове. Я приходила вечером домой заплаканная.

 

А почему били?

 

Анна Влас: А кто их знает, мальчишки, они и есть мальчишки. Я пыталась на них жаловаться, но выходило только хуже. Видя, как обстоят дела, родители оставили меня дома, и в школу я больше не ходила.

 

Вы знали русский язык до ссылки в Сибирь?

 

Анна Влас: Откуда? Совсем не знала. Выучила во время общения, когда работала. Старалась все запомнить, ведь мы тогда молодые были, память хорошая. Да и русский язык не казался таким уж сложным.

 

Госпожа Влас Вы оставили школу, а Вы, господин Кроитору?

 

Алексей Кроитору: Я там пошел в первый класс.

 

Клуб там был?

 

Анна Влас: Что-то наподобие клуба там организовывалось. В километре от нас находилась станция «сотая» и мы, девчата, туда ходили. Там собиралась молодежь, устраивались танцы, на которые приходили и солдаты. Там же показывали фильмы…

 

Какие еще там развлечения были? Религиозные праздники отмечали?

 

Анна Влас: Религиозные праздники отмечались теми, кто о них помнил - стариками.

 

Как обстояло дело с учетом в администрации?

 

Анна Влас: В течение нескольких лет мы ежемесячно должны были отмечаться, подтверждая свое присутствие.

 

Какие отношения сложились с местным населением?

 

Анна Влас: Поначалу тяжело было, но потом приспособились к окружению.

 

А в случае болезни кого-либо, как поступали на 92-ом километре?

 

Анна Влас: Если было что-то заурядное, то помощь оказывалась в медпункте, где была медсестра. При более сложных случаях больного отправляли в больницу, которая находилась в Тайшете. Там же находилась и церковь, в которой проходили венчания – они не были под запретом.

 

В Парчуме вы оставались до конца?

 

Анна Влас: Да, там мы оставались до самого конца ссылки. Кроме нас там были и другие молдаване, на 117 километре, к примеру. Мы часто с нашими земляками встречались. Люди женились, роднились между собой. Были там и украинцы (их можно было узнать по национальным костюмам). Кроме украинцев там были и литовцы, которые вели себя так же просто, как и молдаване.

 

На каком языке вы там общались?

 

Анна Влас: Между собой, молдаванами, мы общались на молдавском языке, а с местным населением и представителями других национальностей – на русском.

 

Вы могли переписываться, получать письма с родины?

 

Анна Влас: Получали, конечно получали… И письма, и посылки с овощами. Старики писали нам письма, в которых жаловались, что они одиноки. Что им без нас очень трудно живется, некому их содержать и т. п. Отец тогда написал письмо в соответствующие органы, в котором жаловался, что у него на родине остались беспомощные старики – родители, которым некому помочь. Такие письма писал не только отец, но и другие ссыльные.

 

И вот вышел приказ, согласно которому, лица, рожденные после 1938 года, могут вернуться в Молдову. Отец говорит, что раз такое дело, в Молдову первыми должны вернуться я и один из братьев. Случилось это после1953 года, после смерти Сталина.

 

Вот так мы вернулись в Молдову. Остановились мы у бабушки с дедушкой. Я пошла работать в колхоз – не сидеть же без дела. Отец, вместе со всей семьей, вернулся домой через полтора года (в Сибири у нас родилась еще одна сестра). Но немногим удалось вернуться в село. После нашего возвращения вышло постановление, согласно которому, депортированные лица не имели право возвращаться в родное село.

 

Вы вернулись в село, а что стало с вашим домом?

 

Алексей Кроитору: Дом нам не вернули. В нем жил приезжий инженер, он сам оставил дом, чтоб мы могли вернуться и в нем жить. Маслобойка и кузня были разрушены, но отец восстановил кузницу и продолжал заниматься своим ремеслом.

 

Каким было отношение односельчан к вам, после возвращения?

 

Анна Влас: Мать и отец были из этого села, родня была многочисленная – кумовья, сваты и прочее, так что отношение не изменилось, оставалось прежним.

 

Потом отец в том же дворе построил новый дом, который остался младшей сестре, которая родилась в Сибири.

 

А с властями как сложились отношения по возвращении?

 

Анна Влас: Ничего такого особенного мы не чувствовали. Все было в порядке. Я была уже девушка взрослая и у меня были свои заботы.

 

Молдавский язык не забыли?

 

Анна Влас: Да как мы могли забыть?! Говорили мы немного коряво, кое-кто над нами посмеивался, но со временем все стало на свои места. Мы же прожили в Сибири девять лет и вернулись только в 1958 году.

 

Скажите, пожалуйста, госпожа Влас, после возвращения Вы посещали школу?

 

Анна Влас: Нет, в школу я больше не пошла, но я довольна тем, что имею. В1960 году вышла замуж и перешла в фамилию мужа – стала Анной Влас. Семья у него тоже была работящая. В селе у нас был колхоз, так мы, вместе с братьями Влас, родней мужа – их было пять или семь семей, создали семейный подряд – выращивали арбузы, перец, помидоры, лук, и все это сдавали в колхоз. Оттуда у меня и пенсия хорошая образовалась – тысяча с лишним лей… Кроме того я занималась разведением куколок шелкопряда. Получала всегда поощрения и письменные благодарности от начальства, за то, что много и хорошо работала. Тогда власти отмечали и уважали тех, кто хорошо трудился.

 

В вашей семье или в семье ваших родителей говорили о депортации в Сибирь?

 

Анна Влас: Да, говорили, и очень часто о том времени – что мы имели до этого и что потеряли после…

 

С односельчанами на эту тему говорили?

Анна Влас: Нет, никто даже не упоминал об этом, никто даже не смел слово сказать – у людей был страх перед властями.

 

Как вы восприняли перемены связанные с перестройкой?

 

Анна Влас: Мы радовались, что избавились от Советов и стали хозяевами на своей земле…

 

Алексей Кроитору: Мы обрадовались, что коммунисты ушли и почувствовали себя свободнее. Некоторые их защищают и говорят, что при коммунистах лучше жилось, но я им не верю. Было немного легче в том плане, что была работа, но мы не были свободными и нас постоянно понукали, подгоняли. Они нас сослали без всякой вины, и мы жили в постоянном страхе.

 

Тогда были введены ограничения, и ты не мог ни иметь больше, ни подняться выше того, что позволяла власть. Теперь ты свободен и волен подняться до того уровня, до которого сам дотянешься…

 

Вы, чем занимались по возвращении из ссылки, господин Кроитору?

 

Алексей Кроитору: После возвращения я пошел в пятый класс и еще год проучился в школе, но потом я бросил учебу, по той причине, что мне очень трудно было учиться на молдавском языке. В1962 году я пошел в армию, отслужил три года, после чего поехал в Архангельск на лесозаготовки, как уезжали тогда многие молдаване.

 

Потом я вернулся в родное село и устроился работать шофером – возил председателя колхоза. Возил я его восемь лет, после чего стал рал работать на большегрузных машинах. Все эти годы я работал только за баранкой.

 

Скажите мне, пожалуйста, помимо вашей основной работы, выполняли ли вы какие-то другие общественные обязанности? В комсомоле, в партии состояли?

 

Оба собеседника: Нет, членами партии мы не были.

 

Алексей Кроитору: В школе нам даже предлагали стать пионерами, но я был не очень послушным и не мог служить примером другим, поэтому отказался (улыбается…)

 

Сколько у Вас детей?

 

Анна Влас: Их у меня трое – два сына и дочь. Сыновья работали шоферами, у них свои хозяйства, машины и продолжают семейную традицию – выращивают в теплицах овощи – перец, баклажаны, помидоры. Дочь, со своей семьей, живет у меня. В общем, дети неплохо устроились в жизни. Никто из моих детей за границей не бывал.

 

Алексей Кроитору: У меня тоже трое детей – два сына и дочь. Все они получили высшее образование. Дочь закончила журналистику, поехала в Румынию, живет в Клуже, вышла замуж за молдаванина и у них растет малыш. Сыновья уехали в Италию, но раз в год навещают. В августе должны приехать.

 

Вы интересуетесь политикой?

 

Анна Влас: Нынешняя власть мне нравится. Телевизор смотрю каждый вечер, слушаю, что и как говорят. Очень нравится, как говорит Филат – он кажется таким спокойным и уравновешенным. Мы довольны, что вовремя выдают пенсию, кому поменьше, кому побольше, но получаем ее вовремя, поэтому мы довольны.

 

Алексей Кроитору: Мы рады, что пришли наши, те, кто когда-то свалили Горбачева… (улыбается).

 

А сегодняшняя оппозиция?

 

Анна Влас: И слышать о них не хочу…

 

Алексей Кроитору: Нынешние коммунисты, когда были у власти, разворовали страну, Воронин и его сын. Правильно им господин Гимпу фитили вставляет. Нравится он нам, уважаем.

 

Анна Влас: Достойный человек!

 

Благодарю вас за интервью!

 

 

Интервью и литературная обработка Алексея Тулбуре

 

Транскрибирование Надин Килияну

 

Русский перевод Александра Тулбуре

 

Интервью от 3 августа 2012 г.

 

Транскрибирование от 4 января 2013 г.