Вердеш (Друмя) Мария г. р. 1936,  г. Ниспорены

Госпожа Вердеш,  пожалуйста, расскажите нам о вашей семье – родители, братья?

Мы жили с мамой. Маму звали Виденья. Брат у меня один остался, другой к тому времени, когда нас выслали в 1949 году, уже умер.

А отца не было?

Отца я не помню… помню, что дом у нас при румынах был там, где была старая автобаза в центре. Помню, был еще большой водоем и у нас там был виноградник 1 гектар и 70.  соток. После того как нас выслали, там выделили участки под застройку.

Когда вас выслали?

В 1949 году,… когда нас выслали, я закончила 2 класса и больше в школу не ходила.

Вы, в каком году родились?

В 1936. 

Вам было 13 лет, когда выслали вместе с матерью и братом… Вы сказали, что у вас были  луг, гектары земли?

Да, у озера был у нас виноградник – 1, 7 га… когда мы вернулись дом наш еще стоял, как мы его оставили… но была там женщина по фамилии Боурош, которая, узнав что мы вернулись, пошла и снесла этот дом.

К моменту вашего возвращения мы еще вернемся…, а сейчас скажит , пожалуйста, что было у вас в хозяйстве помимо земли? Что Вы помните?

Помню, было у нас много домашней птицы… индейки, была еще корова, которую звали Флоряна, и которая меня за собой тащила. Мать ее перед самой высылкой продала. Еще были лошади. Был хороший огород, в июле были уже огурцы, помидоры.

Вы помните день 6 июля 1949 года?

Помню, что это было в 3 часа ночи. Дом окружили, нас разбудили, мать плакала, а мы с братом жались к ней. Нам ничего кроме одежды не разрешили взять с собой. Даже укутаться не во что было.

Вместе с военными кто-то еще был? Местные из села были?

Я уже и не помню, все вокруг плакали, кричали… был сплошной плач и стон. Примар села, наверное, был, мама упоминала какого-то Тоадера Жянтэ, который потом захаживал к нам. Мать ему еще здоровья желала.           

Куда вас повезли?

На станции Буковэц нас погрузили на поезд… в вагоны для скота…

Дорога в Сибирь, какой вам запомнилась?

Очень трудно было. Некоторые в пути умерли. В нашем вагоне умер парень, не знаю, что потом с ним сделали…, женщины рожали,… много чего было. С нами вместе была семья Чокинэ – Георге Чокинэ, сын Семена Чокинэ.

Вы сказали, что ничего с собой не захватили… В пути вас кормили?

Э-э-э… какая там кормежка! Давали тарелочку овсяной каши, чтобы с голоду не умерли. Все плакали. Не дай Бог, никогда никому такого!

Сколько длился ваш путь? Куда, как и когда вас доставили?

Ехали мы около трех недель… В пути поезд останавливался и людей выводили по нужде – мужчины по одну сторону поезда, а женщины по другую. Доехали мы до Красноярска, там тоже было лето. Там всех вывели из вагонов. Мужикам на шею повесили проволоку, чтобы одежду на нее вешать и всех повели в баню. Там все помылись – мужчины отдельно, женщины отдельно и дети отдельно…. нам было стыдно раздеться. Выходили каждый в отдельную дверь – в одну дверь мужчины, в другую мы. Потом нас опять посадили в поезд. Только после бани женщины успокоились. Они думали, что с ними что-нибудь сделают в этой большой бане. Это было в Красноярске, а мы доехали до Тайшета, в Иркутской области, а потом до 117 километра.

А в Тайшете, что с вами случилось?

Там был большой лагерь, огороженный как тюрьма, и нас заставили этот забор снять. В лагере были бараки с нарами – койка внизу и койка наверху. Была печка с плитой, но чтобы сварить пару картофелин, надо было ждать очень долго.

Как вы пережили первую зиму в этом бараке?

Сразу по прибытии, на нас – мужчин и женщин, были составлены документы и направили нас на работу. Женщины собирали мох, которым конопатили стены. И мы, дети, тоже работали – скорехонько так, таскали этот мох.

Был там некто Глигоров, он ездил верхом, и при нем была сумка с деньгами, которые он платил людям за работу. Если считал, что работал хорошо, то платил по 10 рублей, другим платил поменьше..

Это была моя первая работа в Сибири. Потом, как подросла, перевели меня на лесосклад, куда свозили лес тракторами, учетчицей и обмерщицей, а в школу я так и не пошла.

Почему так и не пошли в школу?

Так получилось. Брат в школу ходил, он закончил там 7 классов, а я нет. Но я могу поставить подпись, немного читаю. Мама отдала меня тогда, в семью каких-то русских. Он был электриком, а она работала бухгалтером в той организации, которая занималась депортированными. Там же содержалась и та женщина, которая стреляла в Ленина. Она приходила к хозяйке, у которой я нянчила ребенка. Дама была очень воспитана и человек надежный. Она мне рассказывала, что ей хорошо заплатили за покушение, но ее в конце концов поймали. Она говорила: «Меня не посадили в тюрьму, но я буду тут до самой смерти…»

Вы уверены, что это была женщина, покушавшаяся на Ленина?

Да, да, конечно.

Вы в первую же зиму попали в ту семью, где ухаживали за ребенком?

Жизнь в бараке я тоже испробовала, но откуда не возьмись, появилась эта женщина (белоруска) посреди зимы и испросила для меня разрешение поехать на расстояние в 24 километра от нашего местонахождения. Жили они хорошо, потому что постоянно находила деньги (рубли) которые аккуратно складывала на стол. Когда они возвращались с работы, все было в порядке – в доме прибрано, еда готова и ребенок ухожен. Все это я  проворно делала.

Однажды хозяйка пришла и увидела снова, что я уже второй раз аккуратно собрала рубли и положила их на стол. Она тогда повела меня в магазин, раздела догола и обрядила, как ей нравилось – что сама носила, то и мне купила. Все было чисто и красиво… Были куплены и праздничные наряды, а когда пришла мама, она ее похвалила, что хороших детей воспитала.

И каждый вечер вы возвращались в барак?

Нет. У меня была отдельная комната, в которой я жила с ребенком – девочке было полгода. Мы спали вместе и она ко мне привыкла. Я ее и вынянчила.

Прошла первая зима и что дальше было? Построили себе другой дом?

Построили, но не дом, а землянку. Возле нее было свободное место, брат выносил наружу стол и ставил патефон.

А патефон, откуда?... С собой привез, или как?

Да нет. Там нашел. Он тоже достаточно наработался. Работал на трелевке леса – таскал бревна с помощью лошади. Он и в школе учился.

Мать где работала?

Сначала собирала мох, потом собирала в лесу валежник. Там было много трагических случаев. Люди валили лес,и бывало, кого-то придавливало деревом насмерть, а другие оставались калеками. Одна женщина по фамилии Трибой напоролась носом на сук…Страшное дело!...

Они были еще дети, а должны были идти и обрубать ветки деревьев. И нужно было постоянно остерегаться, чтобы дерево не придавило ненароком. Вот так там работали наши!

Со временем, когда пришел некто по фамилии Захаров, мы стали получать за свой труд больше денег. Он был очень образованный человек.

Захаров был тоже из ссыльных?

Да. Он тоже был ссыльный, но из других краев.

Хотел спросить Вас, откуда, кроме Молдовы, привозили туда людей?

Вы думаете, я знаю? Там все говорили только по-русски!

А в самом начале, украинскую речь не слышали?

Нет. Там было украинское село Новач, и мы ходили к хохлам, как мы их называли, копать картошку и за день работы давали по мешку картошки. Мы тоже как-то пошли, нам вышла на встречу женщина, которая очень обрадовалась нашему приходу. Она привела нас в дом, накормила и уложила спать… Поздно вечером вернулся с танцев ее сын и спросил кто там спит, а мать ему ответила, что это девушки, которые пришли копать картошку. На второй день сразу встали и за работу... копали, собирали и дали нам по мешку картошки. Теперь надо было искать транспорт, на котором везти картошку до нашего места жительства…

Русский вы знали?

Совершенно не знали. Когда нам говорили: «Ешьте, ешьте досыта!» мы встали из-за стола и весь день просидели голодными (ieși (ешь) на молдавском означает выходи – а.т.) … Русский язык мы выучили поневоле, потому что работали с местными, с русскими, и нужно было понимать друг друга. Потом свыклись и говорили только на русском.

В последующие годы стало легче? Жили в землянке или перешли в другое жилище?

В землянке мы жили недолго. Взяли людей и отстроились, как и многие другие. Крышу поставили красивую. Мать внутри проконопатила стены мхом, глиной замазала и побелила. Справный домик получился, одним словом. Обзавелись мы там козами, телочкой – у работящего человека должно что-то в хозяйстве быть, как же иначе. Все это мы оставили, когда вернулись.

Ваш брат в школе учился на русском языке?

Учился только на русском, а потом пошел в ФЗО, но там ему не понравилось и он бежал оттуда. Трудно ему там было, одним словом.

А Вы все эти годы работали?

Работала… у меня и трудовая книжка имеется! Мне посчитали 21 год вместо 7-и.

Засчитали год за три?

Потому что мы были детьми, когда работали. Стаж у меня есть, да что толку?

В вашей семье говорили о ссылке?

Мама там сначала постоянно плакала, но потом привыкли, занялись делом и втянулись в работу. Потом пришел приказ (пускали не всех разом, да и не всем разрешалось в свое село вернуться, собирались и слушали, кому пришел приказ об освобождении) нам выдали документы и мы вернулись в Молдову.

Вы там накопили денег?

Были деньги, чего ж тут отпираться? Мы и коровку продали. Вернулись зимой и у нас – матери, брата и меня – сапоги были набиты деньгами.

Какую фамилию Вы носили тогда?

Тогда я была Друмя, а сейчас по мужу Вердеш. С документами у нас вышла неразбериха – они сгорели, а мать вовремя не позаботилась их восстановить. Сейчас, когда ребята хотели выправить кое-какие документы, они столкнулись с проблемами.

Мать, когда родила меня, жила в Варзарештах. Сейчас можешь уехать хоть в другое государство, а тогда куда денешься с некрещеным ребенком?

Вы родились при румынах?

 Да. И меня записали как Нягу, а девичья фамилия матери была Мынэскуртэ. У них в семье было много детей, много братьев, которые долго жили. У одного из маминых братьев, зять стал примаром. Мама была в семье младшей – 1913 года рождения.

Мать не рассказывала про отца? Что с ним случилось?

Это случилось, когда я должна была пойти в первый класс. Нас, детей, было трое. Отец, работал, как и мой сын, полицейским – был при румынах жандармом. Когда пришли русские (как сейчас его вижу) он был в доме, они узнали, что он был полицейским, ударили его штыком и увели – больше мы его не видели. Это было в 1940 году. Мне было четыре года, но я, как сейчас вижу!

В каком году вы вернулись из Сибири?

Мы пробыли там с 1949 по 1956 год. Вернулись мы как раз перед Рождеством, в 1956-ом. Остановились мы в Варзарештах у маминого брата, а потом перешли в Ниспорены к родственникам. Тетя перевела из сарайчика корову, мы его обмазали глиной, известкой побелили, привели в порядок, и в этом сарайчике жили, пока там же не построили дом.

А что случилось с вашим домом?

Дом сохранился в хорошем состоянии, но нам его не вернули… Через месяц после нашего приезда, его разрушили те, кто в нем жили. Нам даже участка там не выделили. Примэрия, кажется, отдала дом какой-то женщине, которая стала там хозяйкой. Старый дом она снесла, и на том же месте построила новый.

Как относились к вам люди в Варзарештах, по возвращении?

Мы со всеми ладили. На первых порах помогали, кто чем мог – бутылку масла или еще чего… Парни и девчата приняли меня в свою компанию.

А с начальством, с властями ладили?

А что нам было делить… Я пошла работать в колхоз, а правление колхоза выделило нам участок.

А в колхоз Вы кем работали?

Сначала я работала в поле, но там не очень много зарабатывала и поэтому перевелась на ферму. Мать мне не позволяла, но я пошла аж в Солтанешты и там работала на ферме с коровами. Я проработала на ферме долго, и у меня хорошо получалось – постоянно была на доске почета. Только на пенсии мне стало тяжелее, но ребята помогают.

Односельчане знали что вы были сосланы? Кто-то расспрашивал вас, говорили с ними об этом?

Об этом тогда не очень говорил.  У людей тогда отобрали землю, зимы были суровые. Они говорили: «Тебя сослали, и тебе было тяжело, но и нам тут было нелегко!».

Когда Вы вышли замуж?

В 1963 году.  Дочь моя родилась в 1964.  Муж мой из Кристешт… мы тут дом построили и осели.

Вы и ваш муж были членами партии?

Нет! Ни он, ни я, членами партии не были!

В комсомоле тоже не были?

Нет, я ведь в школу не ходила. Иногда, правда, звали, но  я не пошла. Помню, когда умер Сталин, все плакали, ревели сирены и машины. В день его похорон все стояли 5 минут, не шелохнувшись и безмолвно. Казалось, что настал конец света. С его уходом все изменилось.

А как было после смерти Сталина?

Мы не очень-то примечали, но вроде как лучше стало. Это как в хозяйстве, если, хозяин суровый, то и жизнь нелегка, а если более человечный, то поддерживают один другого и дело ладится. Он был суровым. 

Ваша мать после возвращения как относилась к тому, что произошло с ней и с ее семьей?

Она зла не держала! Помню, как приходил к нам Андрей Иванович (председатель колхоза в 70-х – 80-х гг. – а. т.) и говорил матери: «Тетя Виденья, не вздумайте сегодня, по случаю субботы, петуха резать! На работу!». Василе Тулбуре, который был бригадиром, прости его Господи…  «Мэй, Василикэ, мэй! Сегодня же Русалии!»… «Пошлите их ко мне! Но на работу выходите!». В день Русалий с ним беда и приключилась.  Нам говорили выходить на работу, мы и выходили…

Можно сказать так, что по возвращении, жизнь у вас была обычной, как у всех?

Да, так оно и было! Я находила общий язык с девчатами, с парнями.

Пришлось начинать снова с нуля, нет?

Как Вам сказать? Вы, например, тоже с ложки начинали,  в доме много чего требуется, а всего сразу и не купишь. Мы не могли равняться с другими. Мы же когда пришли только и имели, что ложку, да на себе одежку. Начали мы с основы. Мама, как не угодить детям, последнюю курицу брату отдала, чтобы тот попировал с друзьями. Потом начали понемногу подниматься. Растили сначала поросенка, потом свиноматку. Богатым хозяином очень трудно стать, то немногое, что имеем – наше.

Молдавский язык в Сибири не забыли?

Язык мы не забыли и сохранили, правда, говорили мы на нем с ошибками. Над нами тут даже смеялись. Это потому, что там мы говорили в основном на русском, но в семье только на молдавском. Там, если слышали, что говоришь не по-русски на улице или в общественном месте, то передразнивали, почему, мол, на своем языке разговариваем.

Когда на пенсию вышли?

Когда к власти пришел Горбачев и началась перестройка я тогда еще работала. Сейчас на пенсии, получаю 900 лей. Дочь помогает, деньги посылает.

Благодарю Вас, за это интересное интервью.

Интервью и литературная обработка Алексея Тулбуре

Транскрибирование Надин Килиану

Русский перевод Александра Тулбуре

Интервью от 11 августа 2012 года

Транскрибирование от 15 октября 2012 года