În română

Платон (Додицэ) Ариадна Дмитриевна, 1943 г. р., с. Степ-Сочь Оргеевского района

Госпожа Платон, расскажите, пожалуйста, где и когда Вы родились, кто Ваши родители, братья и сестры?

 

Родилась я в 1943 году, в селе Степ-Сочь. Отец – Додицэ Дмитрий, мать – Додицэ Евдокия, сестра – Додицэ Ева.

 

Сестра, какого года?

 

Сестра - 1934 г. р., отец – 1909 г. р., мать – 1912г. р. Родители занимались земледелием, были середняками. Отец и мать имели начальное образование – четыре класса учились при румынах. Сестра, на момент депортации училась в седьмом классе, в г. Оргееве.

 

Какое хозяйство было у родителей?

 

В хозяйстве у нас были корова, свинья, собака, домашняя птица, 14 ульев, 8 гектаров пахотной земли. Во время войны отца не мобилизовали, и он оставался дома, хотя в свое время военную службу проходил.

 

Каким был день 6 июля?

 

Около трех часов ночи пришли военные. Мы с мамой были дома одни – отца дома не было, а сестра была в Оргееве на экзаменах. Они постучались в дверь и вошли в сопровождении председателя сельсовета Баку Георгия и секретаря сельсовета Сынжеряну Евгении. Сказали, что нас должны депортировать в Сибирь.

 

Отец где был?

 

Отца дома не было, а куда он пошел, не знаю – мне всего 5 лет было. Бабушки со стороны отца тоже дома не было. Они спросили про отца и сестру, а мама ответила, что не знает где отец, а сестра в Оргееве. За сестрой поехали двое военных, которые и привезли ее из Оргеева, остальные военные  вместе с председателем и секретарем сельсовета с нами оставались. Потом посадили нас на грузовик, и мы поехали через Николаевку, Исакова, где были погружены еще восемь семей.

 

Вы не помните, перед отправкой вам разрешили что-то взять с собой?

 

Ничего с собой взять с собой нам не позволили. Эта Сынжеряну, секретарь, сказала маме: «Дуня, ты не знаешь, что тебя там ждет!..» и бросила в машину полмешка кукурузы, которая очень нам пригодилась по прибытии туда.

 

И это все, а из одежды что-нибудь взяли?

 

Только то, что на нас было – и все. Да, еще ковер с собой взяли, который нам там очень пригодился! Потом, проехали мы через эти села, которые уже упомянула. Оттуда взяли тетю Любу Готар из Николаевки, из монастыря взяли матушку Профиру. Повезли нас прямо на железнодорожную станцию в Кишинев. На том товарняке, в который нас погрузили, было написано: «Добровольцы едут в Сибирь!» - вагоны были с маленькими оконцами, а для исправления нужд были поставлены ведра. Дорогу я хорошо помню, ехали недели две, и я тогда болела малярией. Эшелон останавливался в каждом городе и нас выводили на улицу. В Красноярске нас повели под конвоем в баню.

 

Какие условия были в вагонах?

 

Скамеек не было, и люди располагались прямо на полу. Кто умирал, того выбрасывали…

 

Вы помните, как умирали люди?

 

А как же, иначе! Умер, а по дороге выбросили. Помню, что это была женщина, больше ничего о ней не знаю…

 

Ехали мы две недели и доехали до села Сосновка Тайшетского района  Иркутской области. Там ничего не было кроме палаток, которые были поставлены русскими лесорубами. Они там большую часть лесов вырубили, а местность так и называлась – Сосновка. Там не было ничего – ни бани, ни столовой, ни магазина. Кормили нас русские ржаным хлебом с опилками – по 150 граммов на человека.

 

Сколько этот режим продолжался? Взрослых водили на работу?

 

Конечно, мать и мою четырнадцатилетнюю сестру повели на лесоповал сразу же, как только разместили в этих палатках. Вооружили их топорами, пилами и… в лес.

 

А что отец?

 

Узнав, что нас депортировали, отец спрятался, потом два года в бегах был. Хотел к нам попасть да никто его не брал. Потом когда мать ему написала, что морозы тут доходят до 50-ти градусов и птицы на лету замерзают… Семь месяцев прожили мы в тех палатках – с июля 1949 по весну 1950 года.

 

Какие условия были в палатках?

 

Посреди палатки была плита с трубой, которая выходила наружу. На ней мы готовили еду, которая была дополнением к тому, что они нам выдавали каждый день. Открыли потом и столовую, в которой нам стали давать суп.

 

Потом нашу семью перевели в село Школьное, в котором было всего четырнадцать домов. Почему перевели только нас, не знаю – никто ничего нам, по этому поводу, не говорил.

 

Какую работу выполняли в лесу?

 

Мужчины валили деревья, а женщины рубили мелкие ветки и сучья. Еще добывали живицу (смолу) – на стволе дерева выскабливались канавки – поперечные и продольные - внизу были прибиты колышки, на которых крепилась лейка. Смола стекала по этим канавкам, а мать с сестрой эту живицу собирали в деревянные бадьи.

 

Одежду им там выдали, как они были одеты?

 

Ничего им не выдали. В чем были, в том и на работу ходили.

 

Вас забрали отсюда летом, а там зимой, в лесу?

 

Маме и сестре выдали толстые ватные стеганые брюки и фуфайки.

 

Вы чем занимались в ту зиму?

 

Я сидела дома, потому что там не было ни детского садика, ничего. Потом нам перевели в это маленькое сельцо Школьное – четырнадцать домов всего. Там была еще одна многодетная семья молдаван из села Исакова, по фамилии Вырлан – их было десять душ детей. В Школьном я пошла в первый класс. Школа наша была в маленьком домике – внутри были бревна, на которых мы сидели, а на полу были опилки и стружка. Нам выдавали бумагу, на которой мы писали. Вот так, стоя на коленях, я и проучилась в первом классе, а учительницу мою звали Любовь Петровна. Мама там занималась тем же, что и раньше – собирала живицу.

 

В Школьном как вы жили?

 

Там мы жили уже в деревянном доме, в котором не было отдельных комнат, но в нем жило несколько семей – каждая семья имела свой отдельный угол и деревянную лавку. Всюду были клопы и тараканы.

 

С личной гигиеной как обстояло дело?

 

Раз в неделю или в десять дней, нас под конвоем водили в баню.

 

Вы могли свободно выходить из села или нет, был ли там какой-то режим?

 

Каждый день проводилась перекличка, и мы не могли никуда отлучиться. Помню, что однажды пришел мастер и сказал: «Товарищ Додица, сегодня идете все в баню мыться!». Мама обрадовалась и говорит сестре: «Сегодня деньги получим, но при чем тут кошка?». (путаница основанная на созвучиях слов – русское слово «баня» и молдавское «бань» - деньги, русского глагола «мыться» и молдавского существительного «мыца» - кошка – а. т.). Сестра подходит быстро к мастеру и спрашивает: «Товарищ мастер, сегодня будем деньги получать?». «Что вы? Вы идете в баню мыться!». Приходит сестра домой и говорит, что денег нам не видать, а поведут под конвоем в баню.

 

Мать русского языка не знала?

 

Ни мать, ни я русского языка не знали. Сестра немного говорила. Потом я научилась отлично говорить и писать по-русски. Благодаря Сталину и свет повидала, и русский язык выучила (иронизирует).

 

Шесть лет я проучилась в русской школе. Потом, в 1951 году нас перевели в село Рождественку.

 

Помимо местных и молдаван в этих селах еще кто-то жил?

 

В Школьном были только депортированные молдаване да местные русские.

 

Какими были отношения между местными и молдаванами?

 

Отношения были несколько неприязненными. Молдаване были для них «кулаками». Но в школе учительница очень хорошо к нам относилась.

 

В чем выражалось это неприязненное отношение к молдаванам?

 

Я помню, как нас называли «молдаване - цыгане»… В Рождественке были местные русские, но из ссыльных была только наша семья. Тогда было такое положение, что лицо, вступившее в брак с местным жителем, становилось свободным гражданином. Моя сестра, не достигнув еще семнадцати лет, вышла замуж за местного русского и переехала жить к родителям мужа, который был из Рождественки, и нас перевели туда же.

 

Сестра стала свободной, а мы - нет… Она там в школу не ходила, только и проучилась, что в Молдове. В Рождественке она жила у свекра, а нас устроили на какой-то птицеферме. Мать там и работала, порядок наводила. Год прожили мы в Рождественке, а потом меня и маму перевели в Сереброво.

 

Почему?

 

Почему, не знаю. Просто перевели и все. Там я продолжала учиться до самого нашего освобождения.

 

В 1951 году Вам было 7 лет, полдня Вы проводили в школе, а остальные полдня что делали?

 

Сидела с матерью и помогала ей.

 

А еще чем занимались, были ли там другие дети?

 

Никаких отношений с другими детьми у меня не было, потому что никуда не выходила, а сестра жила у мужа. Вот и все.

 

А одноклассники?

 

Так они были русскими, а я еще заболела коклюшем и по этой причине не могла посещать школу. В пути я заболела малярией, а потом из-за холодов и коклюшем. У меня шла носом и горлом кровь, поэтому осталась на второй год в первом классе. Отец присылал из Молдовы посылки с салом, но ничего не помогало, пока я однажды, чисто случайно не пососала сосульку. Так я избавилась от коклюша.

 

Много лет спустя, уже будучи замужем, я прочитала в еженедельнике «За рубежом», что сосульки свисающие с крыш содержат ультрафиолетовые лучи, которые благотворно влияют на здоровье. Понятно, что тогда я этого не могла знать.

 

Отец вам помогал?

 

Да, конечно помогал. Писал письма, посылки посылал и ждал нашего возвращения, а потом скончался от рака.

 

Как обстояли с медицинским обслуживанием в Школьном и Рождественке?

 

Там медпункта не было и никаким медицинским обслуживанием мы не пользовались.

 

Если что случалось?

 

Не могу ничего сказать, потому что не сталкивалась с  такой ситуацией, но медпунктов не было ни в Школьном, ни в Рождественке. В Школьном была баня и школа.

 

Другие учреждения были?

 

Магазин был.

 

Мать и сестра получали зарплату?

 

Да, в Сосновке им ничего не платили, кормились тем, что давали, но в Школьном уже платили.

 

Среди депортированных в Сосновке был еврей из Оргеева по фамилии Бурштеин со своей семьей – женой и сыном. Он был знаком с моим отцом.. Его сын наступил на иголку и он ничего не смог сделать для единственного сына, который скончался. А когда умерла Надежда Булхак из Степ-Сочь, то земля промерзла настолько, что пришлось разводить костер, чтобы почва оттаяла и вырыть ей могилу.

 

Сереброво было четвертым населенным пунктом, в котором мы жили, откуда нас и освободили.

 

Что оно собой представляло?

 

Кроме местных русских там были украинцы, литовцы, татары и были еще вербовщики из местных.

 

На каком положении находились представители этих национальностей?

 

Они были ссыльными, как и молдаване.

 

С ними как сложились отношения?

 

Отношения между нами ссыльными были очень хорошими, только русские нас презирали.

 

Если были праздники – Новый год, Первое мая или годовщина Октябрьской революции, то приходилось держать дверь на замке, потому что они вели себя как дикари – пьянствовали, устраивали драки, поножовщину, убивали друг друга. Праздновали буйно и разгульно.

 

Вы отмечали советские праздники, администрация заставляла вас ходить на митинги или другие мероприятия?

 

Нет, никто не заставлял, да и не было митингов.

 

В Сереброво мать тоже на лесоповале работала?

 

Когда нас перевели в Сереброво, ей приходилось ехать в лес по болоту, через которое была проложена дорога из бревен и досок, чтобы могли проехать машины. Дорога эта под машинами была зыбкой и раскачивалась. Мама перед уходом всегда молилась: «Господи пронеси и верни меня к моей дочурке!». А я маленькая, оставалась дома одна.

 

Вы там продолжали учиться?

 

Да, в Сереброво я закончила и была там на Доске почета, даже фотография сохранилась. Тогда очень большое внимание уделяли каллиграфии, она была на первом месте. Я и тут у нас заполняла школьные аттестаты.

 

В Сереброво были молдаване, какие отношения были между ними?

 

Нет, в Сереброво из молдаван были только мы с матерью.

 

Что еще было в Сереброво, помимо школы?

 

Там был медпункт, баня и магазин (сельпо). Насчет клуба не знаю, потому что малая была, моя дорога - в школу и обратно.

 

Подруги в Сереброво были?

 

Я дружила с литовцами, латышами, украинцами, татарами. Две мои подруги были литовками – Люда Осинайте и Барута Питкевичуте.

 

Как проводили лето?

 

Летом мы ходили в лес по ягоды и грибы. Собирали ежевику, смородину, голубику, чернику клюкву. Грибы там хорошие были – лисички, подосиновики, ну и цветы собирали. Там протекала река Бирюса, приток Ангары.

 

Летом на берегу реки складывали штабелями заготовленный лес, который потом сплавляли вниз по реке к Тайшету, где было, кажется, какое-то предприятие по производству бумаги.

 

А зимой?

 

Зимой никаких развлечений не было. Мама уходила на работу, а я оставалась дома одна.

 

Смерть Сталина помните?

 

Да, конечно, как не помнить? У нас тогда как раз была сестра с мужем, которые тоже перебрались в Сереброво. Они ждали ребенка, и когда умер Сталин, у нее начались схватки. Она кричала, потому что боли были ужасные. Соседи спрашивали, что с ней случилось, а мы говорили «Умер Сталин, поэтому она плачет и кричит».

 

Ваша мать как встретила весть о смерти Сталина?

 

Она обрадовалась, мама обрадовалась, но местные русские женщины ей говорили: «Дуня, вы не радуйтесь! Наш отец умер!».

 

А литовцы, украинцы как восприняли эту весть?

 

Я точно не могу сказать, но думаю, они испытывали те же чувства, что и моя мама.

 

Мать говорила вам, кто виноват в том, что вас депортировали?

 

Мама говорила только, что в том, что с нами произошло, виноват Сталин. От себя добавлю, что на землях имущих крестьян должны были организовать колхозы и совхозы, а мать говорила только одно: «Сталин нас сослал а Сибирь!».

 

Вас заставляли стать октябренком, предлагали вступить в пионеры?

 

Нет, такого со мной не было, никто мне там ничего не предлагал. Уже по возвращении, когда я училась в селе Степ-Сочь, мне предложили вступить в пионеры, и я вступила.

 

Ваша семья была религиозной?

 

И мать, и я верили в Бога…

 

Там в Сибири, где вы находились, церковь была?

 

Не было там ни одной церкви, совершенно… Молдаване дома молились.

 

А если речь шла о крещении или венчании?

 

Нет, там все было не как в Молдове.

 

А как с родным языком, дома с мамой вы на молдавском языке разговаривали?

 

С языком было трудно, потому что мы использовали в своей речи русские слова, коверкая их на свой лад. Когда вернулись в Молдову, мне было нелегко учиться в молдавской школе, но училась, потому что другого выхода не было.

 

Указ о вашем освобождении, когда вышел?

 

Мы писали письма неоднократно и во многие инстанции – Маленкову, Ворошилову, Булганину. Какое из них достигло цели, не знаем, но в 1956 году нас освободили. Посадили нас на грузовик, и мы через горы поехали в Тайшет, на станцию. Дорога была трудная, приходилось подкладывать под колеса машины ветки и бревна – 100 километров проехали за трое суток.

 

Имущество какое-нибудь нажили?

 

Какое имущество, что мы могли там нажить? У нас было пять соток земли за околицей, где мы с мамой посадили картошку. Когда сажали, а это было в первый раз, я сказала маме: «Чувствую я, что не собрать нам урожай!». Мама мне ответила: «Кто его знает, доченька, может мы и соберем эту картошку…». Тут как раз из правления приходит кто-то и говорит маме: «Тетя Дуня, Вас вызывают в контору!». Там ей сказали: «С сегодняшнего дня вы свободны!». Мать пришла и сказала, что я оказалась права – не собирать нам там картошку. Отец выслал денег, и мы вернулись в Молдову.

 

Вы вернулись и где остановились?

 

Отец уже не прятался, он работал на винзаводе, а дом нам так и не вернули. Возле села Степ-Сочь есть холм, который называется Лашку. На вершине этого холма был дом, а чуть ниже по склону было еще несколько небольших домиков. Нас поселили в одном из этих домиков. Электричества там не было и мне приходилось готовить уроки при свечах или лампаде, на табуретке.

 

Вернемся немного назад, в Сибири, где вы были, в каких селах было электричество?

 

В Сибири были электростанции, электропилорамы, электричество там было, и свет был.

 

И выделили, значит, вам этот дом…

 

Да, и я должна была каждый день ходить в Степ-Сочь в школу пешком - пять километров туда и пять обратно – итого десять километров. Так продолжалось два года.

 

Дом этот еще стоит?

 

Да, до сих пор стоит на холме. А наш дом так и не вернули, когда мы приехали, он уже был разрушен, а на его месте построили детский сад.

 

Как сложились отношения с соседями, односельчанами?

 

Отношения были хорошие, они отнеслись к нам с сочувствием. Когда нас выслали, некоторые из них забрали  из нашего дома шкафы, посуду, всякую утварь. Шкафы мы обнаружили в Доме культуры, посуда была у маминых знакомых. Они кое-что нам потом вернули, но мало – несколько тарелок, какой-то бак…

 

Вернули добровольно?

 

Да, конечно… Но вернули мало. Мы продолжали жить вместе, а потом и сестра из Сибири приехала, вместе с мужем и детьми.

 

Мать после возвращения продолжала работать?

 

По возвращении мать работала на полях совхоза «31-я годовщина Октября», который потом стал называться «Зориле» («Заря»). После этого мать работала пасечником в том же совхозе, поскольку пчеловодством она занималась еще до депортации.

 

В селе Степ-Срчь я закончила семь классов молдавской школы и продолжила свою учебу в Оргееве.

 

К родному языку быстро вернулись?

 

В седьмом классе нелегко пришлось, бывало и «тройки» получала.. В Степ-Сочь я проучилась всего год, потому что там была семилетка, восьмой и последующие классы я училась в средней школе № 2 в г. Оргееве. Закончила я среднюю школу в 1962 году, и наш выпуск был первый, который закончил одиннадцать классов.

 

После этого?

 

После этого я закончила факультет иностранных языков педагогического института имени Алеко Руссо, в Бельцах.

 

Ваши родители не препятствовали вступлению в пионеры, в комсомол?

 

Нет, они мне ничего не говорили. Комсомолкой я была, но в партию не вступила. Муж у меня был членом партии, а я нет.

 

Ваш муж был депортирован?

 

Нет.

 

Он знал, что Вас депортировали?

 

Да, знал. Он жил вдвоем с пожилой матерью, и когда создавался совхоз у них отобрали 12 гектаров виноградника и все, что имелось в хозяйстве.

 

 За все это время были ли случаи, когда окружающие, коллеги по работе напоминали Вам или ставили в укор факт депортации?

 

Здесь, в Молдове я такого не чувствовала. Никто ко мне неприязни не испытывал, и в этом плане не было никаких проблем.

 

Вы где потом работали?

 

По окончании института я попала по распределению в село Исакова, где вышла замуж и проработала в школе 30 лет.

 

В советское время Вы кому-нибудь рассказывали, что были депортированы?

 

Рассказывала, конечно, тем, кто этим интересовался.

 

Вы не испытывали страха, не было желания скрыть этот факт вашей биографии?

 

После того, что мне пришлось пройти и испытать в жизни, никакого страха не знала.

 

С родителями, в семье затрагивали этот вопрос?

 

Да. А чего же не затрагивать? Затрагивали, беседовали. Отец рано ушел из жизни, а мать прожила 82 года. В августе, 16 числа, исполнится 17 лет, как она умерла.

 

Как она относилась к тому, что произошло?

 

Мама очень жестко говорила об этих вещах. Как русские относились к нам, так и она к ним. Сколько раз, и какие только проклятия не насылала она на их головы. Они и вправду обходились с нами грубо и агрессивно, а мы ничего не могли с этим поделать.

 

Скажите, пожалуйста, как Вы восприняли перемены 90-х годов?

 

Мы с мужем даже пешком пошли на Великое национальное собрание. Тогда у власти был Мирчя Снегур, ждали, что произойдут перемены к лучшему, но не дождались. Для тех, кто был депортирован, ничего не было сделано. Только сейчас, второй год получаю по 500 лей помощи и значок депортированного. Только и всего.

 

Как бы Вы охарактеризовали в двух словах Советскую власть?

 

С точки зрения дисциплины и зарплаты была более организованной. Но при нынешнем хаосе, не думаю, чтобы Молдова добьется лучшей жизни.

 

Каким словом можно охарактеризовать нынешнее положение вещей?

 

То, что сейчас творится – это хаос. Тогда была дисциплина, молодежь получала хорошее воспитание и образование. Сейчас образование платное, но нет знаний, ни воспитания. Образование и медицина подточены коррупцией. Редко когда встретишь честного и порядочного человека.

 

Есть ли в вашей жизни период, когда Вы были по-настоящему счастливы?

 

Не могу сказать, что у меня было счастливое детство…, юность, когда я в институте училась, тоже особо счастливой не назовешь, хотя училась я хорошо на  одни «пятерки» и «четверки» и экзамены тоже так сдавала - стипендию получала повышенную. Мать присылала мне по пять рублей в месяц, и мне хватало, потому что жила я скромно. Жизнь меня не баловала ни нарядами, ни обувью. Может и была, в некотором роде счастлива, когда училась и все свое свободное время проводила в читальном зале.

 

С одной стороны я вроде и была счастлива, но сказать, что была совершенно счастливой, не могу. Думала, что стану зарабатывать свой кусок хлеба, и жизнь станет легче. Только устроилась на работу, проработала полгода и вышла замуж, и снова начались трудности. Жили мы бедновато, муж мой тоже богатства не имел – одна старенькая мать, которая родила его в 48 лет. Мы начали строить свой дом понемногу – первую машину щебня привезли в 1969 году, а новоселье справили в 1979-ом.

 

Дети у Вас есть?

 

Детей было трое, но один ребенок уже скончался. Осталась дочь Валерия и сын Лилиан. Слава Богу, они устроены в жизни. Дочь окончила Молдавский государственный университет по специальности «русская филология», а сын - электромеханический факультет. У каждого семья, дети, но сейчас их в стране нет, потому что здесь для них нет работы. Вот Лилиан ко мне в гости приехал.

 

И последний вопрос: если бы не депортация, жизнь сложилась бы по-другому?

 

Думаю, что сложилась бы по-другому. Отец с матерью были бы рядом, и жизнь была бы легче! Считаю, что не пришлось бы терпеть тот голод и холод и избиения со стороны русских детей, которые после уроков ждали нас за школой и избивали. Приходила домой в слезах, а мама мне говорила: «Что же мне делать, если вашего отца нет рядом…». (плачет…).

 

Благодарю Вас за столь интересный рассказ.

 

А я Вам желаю, чтобы Вы были здоровы и не пережили того, что пришлось пережить нам! Счастья Вашей семье и радости от детей ваших!

 

 

Интервью и литературная обработка Алексея Тулбуре

Транскрибирование Надин Килияну

Русский перевод Александра Тулбуре

Интервью от 12 августа 2012 г.

Транскрибирование от 02 мая 2013 г.